Красная Армия

Безарин не докладывал «Невскому десять», пока не ощутил, что собрал достаточные, хотя и довольно скудные силы, чтобы выступить в качестве передового отряда. Он лично проверил собравшуюся технику, убедившись, что все настроили рации на правильные частоты и правильно рассредоточились на местности, что могло дать хоть какую-то защиту от наземного и воздушного наблюдения. Ясное небо было расчерчено инверсионными следами, и Безарин понимал, что это только вопрос времени, когда противник попытается их атаковать. Лучшие из его танкистов быстро усвоили новые приоритеты, и теперь усиленно работали, перегружая в танки боекомплект из скудных запасов, доставленных на прибывших грузовиках взвода снабжения. Безарин торопил их, будучи убежден, что время поджимает, и уже перевалило за полдень. Когда он, наконец, посмотрел на часы, его поразило, что еще не было и десяти утра.

Когда Безарин вернулся в танк, наводчик сообщил ему, что его вызывал «Невский десять».

Безарин пришел в ужас.

— Почему не нашел меня и не сообщил?!

Наводчик пожал плечами. Он был наводчиком танка. Командирская связь не входила в круг его обязанностей.

Безарин поспешно натянул шлем.

— «Невский десять», я «Ладога пять», прием.

Генерал-майор Дузов отреагировал быстро.

— Я «Невский десять». Доложите.

— Гряда очищена. Я сформировал группу из моего батальона и остатков первого. Мои силы — неполный танковый батальон, мотострелковая рота и приданная батарея самоходных орудий. Готовы выступить в качестве передового отряда. Я направил усиленную танковую роту разведать маршрут в направлении Хильдесхайма.

Безарин напрягся в ожидании. Ему хотелось, чтобы ему поставили эту задачу. Он хотел быть впереди. Он почувствовал вкус крови, и он ему понравился. Ему казалось, что он мог справиться со всей британской армией. Его батальон заслужил право первым выйти к Везеру.

— Я «Невский десять». Вы четко понимаете поставленную задачу? Без подробностей. Просто да или нет.

— Так точно. Понимаю. Мы готовы. — Безарин знал, что это некоторое преувеличение. Нужно было еще десять-пятнадцать минут, чтобы загнать всех обратно в танки и сформировать колонну.

— Хорошо. У вас есть надежные средства связи дальнего радиуса действия?

Безарин напряженно размышлял. Ему нужен был танк или машина командира полка.

— Я «Ладога пять». У нас есть машина управления артиллерийским огнем. Я смогу воспользоваться ее системами связи в случае необходимости.

— Вас понял. Выводите свою технику на дорогу. Все, что от вас требуется — продолжать двигаться. Мы следуем за вами. Конец связи.

Тяжесть голоса командира дивизии и его простой набор слов завели Безарина. Он переключился на частоту своего батальона, стараясь сказать именно те слова, которые передадут другим его решимость. Он знал, что требуется время, чтобы танки пополнили боекомплект, чтобы собрать рассеянные машины в группы, потому что там, за линией фронта его подразделение будет предоставлено само себе. Но он знал, что теперь, когда в последней линии обороны противника была пробита широкая брешь, время стало решающим фактором. Его настроение было одновременно приподнятым и полудиким, с небольшой долей призрачного расстройства. Он передал по рации приказ жестким, бескомпромиссным голосом, который зрел у него с утра. Майор Безарин хотел действовать.

СЕМНАДЦАТЬ

Сизый утренний туман плыл над Везером, смешиваясь с медленно ползущим черным дымом от горящих домов. Гордунов, укрывшись, сидел на берегу реки в одиночестве, позволив себе короткий отдых, борясь с усталостью и пытаясь сохранить в себе силы быть командиром. Он ожидал атаки с первыми лучами солнца, но мутный воздух уже час был неподвижен, и единственным напоминанием о противнике были далекие короткие очереди особенно нервных автоматчиков и пулеметчиков. С наблюдательных пунктов сообщали только о шуме техники в окрестных холмах. Гордунов не мог понять, почему они медлили. Мешавший обзору дым и туман были идеальным прикрытием для атакующих. Позже, когда туман рассеется, наступать будет заметно тяжелее. Гордунов ощущал, как меняется погода. На исходе ночи дождь прекратился. День обещал быть ясным и теплым.

Он был уверен еще в одном. С обеих сторон будет проявлено очень мало милосердия. Когда он обходил оборонительные позиции с первыми лучами солнца, его поразило количество погибших мирных жителей. Было понятно, что пожары выгнали их из домов в самый разгар боя. Ночью их невозможно было отличить от вражеских солдат. Мелькающие темные силуэты. Крики на чужом языке. С обеих сторон стреляли без разбора. Но Гордунов понимал психологию ситуации. Вся вина будет возложена на его солдат. Когда противник вернется, они увидят горы трупов мирных жителей. И они не будут стоять и разбираться, сколько из них было убито из советского, а сколько из их собственного оружия. Они не будут брать пленных. Его солдаты быстро поняли это.

И пусть будет так.