Красная Армия

Топот сапог перемещался из комнаты в комнату. По шуму становилось понятно, что на них двоих приходился, по крайней мере, взвод солдат противника. Враги, как им казалось, слишком долго ошивались около лестницы. Затем одна пара сапог стала подниматься наверх.

Кто-то крикнул на иностранном языке, другой голос ответил ему с лестницы. Леонид ожидал, что они бросят в открытую дверь гранату. Но вместо этого солдат на лестнице повернулся и пошел назад. Рассованные по карманам кассеты врезались в кожу. Он ощутил, что большинство кассет были разбиты. Он подумал, что если враги возьмут его в плен, то расстреляют, когда найдут украденное. Леонид задавался вопросом, должен ли он подать голос и добровольно сдаться. Он не хотел, чтобы враги имели повод сердиться на него. Корчак говорил им, что американцы и немцы всегда убивали пленных. Некоторые солдаты не верили Корчаку, но сейчас ему не хотелось проверять это на себе. Он просто лежал, стараясь не шевелиться.

Невероятно, но звуки шагов начали уходить из дома, присоединяясь к огромному шуму на улицу. Рев двигателей быстро движущихся танков заставлял воздух дрожать. Свет от горящей машины отбрасывал волны оранжево-розовой ряби на потолок комнаты.

— Мы в жопе, — шепотом сказал Серега.

* * *

Старший лейтенант Зиринский понятия не имел, как долго шел бой. Ночь казалась бесконечной, трудной, неудачной и бессмысленной. Он видел, как один за другим его танки были уничтожены. Казалось, совершенно напрасно. Потери одного или даже нескольких в бою можно было ожидать. Но Зиринский видел, как шесть из десяти его танков взорвались меньше, чем за пять минут, с нескольких сорвало башни, словно пробки, выбитые из бутылки шампанского. Почти сразу он потерял связь с остатками своей роты, если кто-то из них вообще остался в живых и был способен вести бой. И тогда он начал долгую игру в кошки-мышки с противником.

Им было приказано удерживать перекресток дорог. Вокруг были болота. Бронетехника в этом районе могла двигаться только по дорогам. И этот одинокий перекресток в сельской местности был важным узлом, связывающим местные шоссе и грунтовые дороги.

Зиринский понял, что антенну рации сорвало ударной волной от взрывов. Или одним из множества попавших в танк осколков. Танк был так потрепан, что невозможно было сказать, в чем причина той или иной неисправности. Он не знал, что творится в зоне ответственности батальона, не говоря уже о зоне полка. Он только надеялся, что другие были в лучшем состоянии, чем он.

Их часть вышла из района развертывания в ГДР и пересекла границу после полудня. Они двигались все дальше и дальше на запад, но единственными боями, которые они вели, были битвы с заторами на дорогах. Рядом не рвались снаряды вражеской артиллерии, рыщущие в сизом небе самолеты тоже игнорировали их. За исключением бесконечных задержек и нескончаемой неразберихи на дорогах, их движение проходило почти так же, как в мирное время, а фронт, казалось, все время бежал вперед, безнадежно обгоняя их.

Вечером их часть неожиданно остановилась и получила приказ занять спешно организуемые оборонительные позиции, возводимые на пути возможной контратаки с юго-запада. Некоторые офицеры были в ярости. Все считали, что должны были мчаться в атаку, чтобы, как каждый представлял себе это, совершить мощный прорыв вглубь западной Германии. А теперь они получили гораздо менее почетное задание обеспечивать безопасность флангов. Командир батальона протестовал, считая это неподходящим способом использования своих новейших танков. Но приказ есть приказ. Зиринский занял оборонительные позиции в темноте, раздосадованный тем, что его роту расположили не позади двух других, чтобы она могла играть роль мобильного резерва, предназначенного для оперативного парирования угрозы прорыва противника через позиции батальона. Вместо этого, на роль мобильного резерва была назначена рота Головова. И теперь Зиринский задавался вопросом, где того черти носили.

Небо, совершенно без предупреждения, разверзлось артиллерийским огнем, поймав несколько танков с открытыми люками. Затем появились быстро двигавшиеся вражеские танки, задерживаемые только необходимостью наступать по узкой дороге. Вражеские танки были огромными «Леопардами-2», почти в два раза большими, чем танки Зиринского. Преимущество противника быстро дало о себе знать, поскольку на этих танках были первоклассные приборы ночного видения. «Леопарды» открыли огонь с дистанции, казавшейся слишком большой для ночного боя, и батальон Зиринский потерял целый взвод прежде, чем сумел толком разглядеть противника. Затем бой вспыхнул всерьез.

Когда они попадали во вражеские танки, те горели, подумал Зиринский, понимая, что это единственное, чем он мог утешить себя. Он слушал по рации мольбы о помощи от своих взводных, но ничего не мог для них сделать. Он только грубо приказал взять себя в руки и вести бой.