Красная Борода

По словам Мори, вернувшись в тот день в больницу, Ни­идэ несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Нет в этом мире плохих людей». Это, конечно, не означало, будто в мире вообще одни лишь хорошие люди. Просто он пытался сам себя убедить, что плохих людей вообще не должно быть. Что до трех проституток, которые пришли в боль­ницу просить помощи, то одна из них умерла, а двоих Ниидэ выхаживал полгода. После выздоровления одна уехала в ро­дительский дом в Мито, а другая сбежала. У нее не было ни родителей, ни родственников, и Ниидэ предложил взять ее на кухню судомойкой, но вскоре она исчезла, и сколько ее ни разыскивали, найти не могли.

Об этих событиях двухлетней давности Нобору узнал от Мори, но и теперь в больнице находились две девицы лег­кого поведения, и Ниидэ поручил ему заняться их лечением.

В районе Микуми Нобору оказался впервые.

—  Тебе не приходилось бывать в веселых домах? — не­ожиданно спросил Ниидэ, замедляя шаги.

Нобору сначала растерялся, потом ответил:

—  Три раза, когда ездил на практику в Нагасаки.

—  Ты заходил туда в качестве врача или как гость?

—  Меня пригласил школьный товарищ. Но женщин я не коснулся, — подчеркнул Нобору, утирая обильно выступив­ший пот.

—  Вот как? — удивился Ниидэ.

—  В Эдо у меня оставалась девушка, с которой мы обру­чились. Правда, потом она нарушила обещание и в мое от­сутствие вышла за другого, но это к делу не относится. Тогда я верил, что она меня ждет, и мне не хотелось ей из­менять с женщинами из публичных домов.

Ниидэ молча сделал несколько шагов, потом сказал:

—  Прости за глупый вопрос. Забудь и считай, что я ни о чем не спрашивал...

Квартал увеселительных заведений был огорожен низ­ким дощатым забором, покрашенным в черный цвет. Сбоку от небольших ворот стояла пожарная будка. Забор был ста­ренький, покосившийся, кое-где доски были отодраны и зи­яли дыры. В будке с открытым настежь окном сидели трое мужчин. Двое были в набедренных повязках, третий — го­лый по пояс. Заметив Ниидэ, они о чем-то пошептались и с подозрением уставились на него, изредка переводя взгляды на Нобору.

—  Неужели в это время года днем дежурят в будке? — удивился Нобору.

—  Это только для вида, — ответил Ниидэ. — На самом деле их обязанности иные.

Нобору не понял.

—  Видишь ли, — пояснил Ниидэ, — здешние гости по большей части слуги самураев. Прикрываясь именем своих господ, они подчас ведут себя нагло, и тогда молодчики, си­дящие в будке, вышвыривают их вон. Кроме того, они сле­дят за тем, чтобы женщины не сбегали отсюда. Таких вышибал специально нанимают хозяйки здешних заведений, у них там свои особые отношения. В общем, всего не расска­жешь, да и нет в этом нужды. Скоро ты сам поймешь. Только об одном хочу тебя предупредить загодя: что бы ни случилось, ни в коем случае не вступай с ними в пререкания. Ниидэ обошел семнадцать домов и осмотрел восемь жен­щин. Среди них была тринадцатилетняя девочка, которая, по словам хозяйки, служила посыльной. Хозяйка пояснила, что взяла ее по просьбе родственников. Девочка сказала, что ей пятнадцать лет, но по внешнему виду, по совершенно не развитым груди и бедрам, по детскому выражению ху­денького лица Ниидэ понял: девочке не более тринадцати. Он встречал ее здесь не впервые и после насильственного осмотра в самых резких словах обругал хозяйку:

—  Как тебе не стыдно приглашать к ней мужчин — ведь она еще ребенок! — кричал он. — Ну погоди, я сообщу об этом властям, узнаешь тогда, что такое тюрьма.

—  Все это несусветная чушь! — завопила та в ответ. — Мне ее оставили родственники. Я не новичок, мне и в го­лову бы не пришло продавать эту девочку мужчинам. Плохо же вы обо мне думаете!

—  Смотри, — Ниидэ указал на нарыв на ягодице. — Это же сифилис. Нарывы пошли уже по всему телу. У нее бо­лезнь, которая передается лишь мужчинами, зараженными сифилисом.

—  Я в этом ничего не понимаю. О-Тоё, может, ты зани­малась нехорошими делами с мужчинами по секрету от ме­ня? Ну-ка, признавайся, — повернулась она к девочке.

Девочка, понуро опустив голову, молчала.

—  Отвечай, О-Тоё, — настаивала хозяйка.

—  Замолчи! — прикрикнул Ниидэ. — Хватит разыгры­вать передо мной комедию. Лучше немедленно отправь ее к родителям. Кстати, где они живут?

—  Толком не знаю.

Ниидэ молчал, не спуская с нее глаз.

—  Кажется, до прошлого года они жили в Нарихире — там у них была овощная лавка. Торговля шла плохо, а детей много. Вот они и пристроили О-Тоё у меня, а сами собра­лись и уехали неизвестно куда.

—  Скажи честно, где сейчас твои родители? — спросил Ниидэ у девочки.

—  Не знаю... — затрясла головой О-Тоё. — Тетя вам уже сказала, что они жили в Нарихире.

—  Врать нехорошо, — перебил ее Ниидэ. — Ты меня не бойся, скажи правду. Я тебя в обиду не дам, — добавил он.

Девочка лишь повторяла слова хозяйки и настаивала, что ей уже пятнадцать.

Тогда Ниидэ заявил, что заберет девочку в больницу. Хозяйка не возражала. Напротив, она сказала, что будет рада: лишним ртом станет меньше. Однако О-Тоё сразу за­плакала, затопала ногами, крича, что никуда отсюда не пой­дет.