Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

С помощью финских мясников? Несомненно, с помощью финских мясников, как могла горсточка финских мясников и белоэстонцев подавить класс трудящихся, сломить его сопротивление и, мало того, даже заставить этих людей воевать под сине-черно-белым знаменем против своих же братьев по классу? Как удалось явному врагу трудового народа К.Пятсу[4] в январе и феврале 1919 года мобилизовать пролетариев на борьбу против пролетариев же?

Это удалось осуществить с помощью того троянского коня, которого 11 ноября 1918 года вновь извлек из мусорной ямы истории Иван Поска[5]. Эта скотинка была свеже раскрашена под независимость, самостоятельность и демократию. Внутри же ее были спрятаны белые ударные батальоны контрреволюции, военно-полевые суды и виселицы, цепи, и намыленные петли. И все это для рабочих! Но уверяла буржуазия – сделан этот конь из одной лишь независимости и демократии. И социал-предатели принялись разрушать классовые перегородки, чтобы под возгласы ликования втащить этот вражеский подарок в стан трудового народа.

Как могли удасться эти гнусные обман и предательство? Почему теперь послушались тех, кого рабочий класс за год до этого вышвырнул за борт или развеял в прах?

Февральский контрреволюционный переворот[6], который одни называют провозглашением независимости Эстонии, другие – приходом немцев – полностью разрушил эстонскую промышленность, а также значительно ухудшил положение сельского хозяйства. Эта экономическая катастрофа стала впоследствии основой для прихода к власти эстонской буржуазии.

Немецкая оккупация распылила эстонский фабричный пролетариат и уничтожила все крупнейшие центры концентрации рабочих. Данные министерства труда эстонского государства господ говорят, что за последние четыре года максимальное количество рабочих на фабриках и в мастерских Эстонии составляло 51739 человек. А к марту 1919 года оно составило 14752. Сокращение на 71,5 процента! В действительности большим и резким, ибо немецкая оккупация разбросала по стране и эти 15 тысяч рабочих, которые в 1917 г. еще работали на строительстве Таллинского укрепленного района.

Наиболее сильно эта катастрофа поразила крупные предприятия и именно те отрасли промышленности, рабочие которых всегда играли ведущую и решающую роль в классовой борьбе трудящихся Эстонии. Количество металлистов сократилось на 90,1 проц., деревообделочников – на 71,4 проц., текстильщиков хлопчатобумажной промышленности – на 70,8 проц., шерстяной, льняной и конопляной промышленности – на 42–43 проц., рабочих бумажной промышленности – на 63,9 проц.

Самые тяжелые удары обрушились на рабочих Таллина. Так, рабочих было:

Вместо 40.000 – 50.000 фабричных рабочих в 1917 г. в ноябре 1918 года в Таллине и его окрестностях работало едва лишь 4000–5000 рабочих. Февральская контрреволюция разогнала девять десятых рабочих Таллина и более трех четвертей всего фабричного пролетариата Эстонии, заложив тем самым прочный фундамент буржуазной диктатуры.

Одновременно со свертыванием промышленности шло ее интенсивное разграбление и разорение – вывоз в Германию всего того, что представляло собой хотя бы малейшую ценность. Таким образом, восстановление промышленности в Эстонии в ближайшем будущем было невозможным уже по материальным причинам. Буржуазные деятели и газеты усердно поносили оккупационные власти за это разорение, но эти хулители, да простит им Таара[7], притворялись, будто им и невдомек, что они должны были бы поставить памятник немецким разбойникам, поскольку те своими действиями предотвратили новую концентрацию рабочих на фабриках и заводах и помогли эстонской буржуазий достичь того, чего финские буржуазные палачи достигли, прикончив рабочих целыми фабриками.

То на сенокосах, то на уборке картофеля; одни в поденщиках у какого-либо мелкого эксплуататора, другие, вопреки своей воле и совести, занимались мелкой спекуляцией, так перебивались теперь в эти трудные дни бывшие рабочие крупной промышленности, борясь с лишениями – каждый сам по себе, зачастую – конкурируя и вырывая кусок хлеба у своего же товарища, вместе с которым он еще вчера боролся против общего врага. Если еще вчера один выступал за всех и все за одного, то теперь каждый был против каждого, чтобы пробить себе локтями дорогу к куску хлеба. Солидарность рабочего класса, чувство коллективизма и единомыслие трудового народа разлетелись вдребезги вместе с промышленностью и промышленным пролетариатом.