Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам

Как известно, в эти годы в Польше назревало восстание, й поручик Константин Крупский (этот чин он получил в мае 1859 г.) в ноябре 1862-го написал рапорт о переводе на родину, в Казанскую губернию. Подобный совет дал командир Смоленского полка полковник К.О. Ченгеры. У полковника имелся секретный циркуляр III отделения МВД Империи, где указывалось, что в связи с возможным восстанием в Польше необходимо лиц польской и литвинской (литовской) национальности и лиц, имеющих подозрение на еврейское происхождение, перевести в иное место службы, возможно, в центральные регионы Империи. Зная, что К. Крупский — из польских дворян (как указано в большинстве источников, написанных в XX веке, однако в ходе аналитических рассуждений приходишь к выводу, что скорее всего, его род происходил из литвинов), полковник и предложил написать рапорт о переводе. Что и было сделано «с истинным почтением и совершеннейшей преданностью»; однако переезд не состоялся.

Начало восстания в Литве и Польше в 1863 году ознаменовалось тем, что в Варшаве при ночном нападении на казармы было перебито много спящих русских солдат. Не станем подробно освещать эту тему так называемой «революционно-освободительной» борьбы, но для полноты требуемой нам картины приведем цитату из любопытной книги С. Куняева «Шляхта и мы»: «Удельный вес дворянства в Польше был чудовищно несоразмерен с числом холопов. В России лишь каждый 200-й житель ее европейской части был дворянином, а в Польше шляхтичем считался каждый 10-й! Ну где было польскому простонародью прокормить такое количество знати? Потому шляхетское сословье все время жаждало получить под свое господство украинское и белорусское «быдло». А тут еще русский «царь-освободитель» собрался дать волю холопам в Польше! Да еще с землей и самоуправлением! И шляхта восстала. Но поздно. Через год после начала восстания, 19 февраля 1864 г., земля, находившаяся в пользовании польских крестьян, стала их собственностью без всякого выкупа (не то, что в России); у мятежной шляхты российская власть изъяла 1600 имений, и эта земля была также передана крестьянству. Разбитые и убежавшие в очередной раз в эмиграцию шляхтичи-повстанцы обвинили Александра II в насаждении в Польше «коммунистических принципов»! (М., 2002, с. 56–57.)

Однако в русском обществе, тут же забыв о множестве подло зарезанных ночью в казармах своих соотечественниках-солдатах… под влиянием переполошившихся подражателей, очарованных психопатов, громителей, участливых искусителей, инородных да иностранных визитеров… взахлеб стали сочувствовать «восставшим», пополняя ряды полонофилов. Бродящее месиво в польском политическом чане уже ранее дало повод русскому поэту-пророку Александру Сергеевичу Пушкину бросить упрек своим соотечественникам:

Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и в дыме,
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме.
(«Ты просвещением свой разум осветил…»)

Но об этом говорят в народе: с кем поведешься, от того и наберешься… Нет во всем мире ничего податливей и пластичней, чем человеческое сознание, нет материала мягче, чем сам человек, повсечасно искушаемый сатаной…

В годы службы в Кедьце Константин Игнатьевич, нанося визит местному помещику Русакову (во всех советских источниках его назовут Русанов; предполагается, что настоящая фамилия Русакова будет умышленно изменена), познакомился со своей будущей женой Елизаветой Васильевной Тистровой.

Она была дочерью дворянина, подполковника корпуса горных инженеров Василия Ивановича Тистрова. Можно предположить, что Тистровы получили свою фамилию от наименования одного из урочищ в Малороссии, в Черниговской губернии. Также как и — от небольшого искусственного пруда под названием Тистра, некогда существовавшего в Санкт-Петербурге. Возможно также, что Тистровы происходят из обрусевших немцев.