Красная гиена

– Ты в курсе, что Мануэль писал свои романы и заметки от руки? А пишущей машинкой пользовался, только если был уверен в каждом слове. И никогда не зачеркивал. Перепечатывал из своей тетрадки, где тоже ничего не вымарывал, ставил скобки, менял страницу. Ты ведь знаешь, какой у него крошечный почерк – настолько мелкий, что похож на шифр. Ума не приложу, как он мог это читать. Мне приходилось использовать лупу в те считаные разы, когда он позволил взглянуть на записи. Игнасио очень ревностно охранял свои сочинения. Теперь я понимаю: в них было много такого, что он хотел скрыть.

– Знаю, мне удалось прочитать его тетради, только когда он умер. Пугающе дотошные.

– Педантичный во всем. Как его мать.

– Она была настолько ужасна, как описывает Игнасио?

– Не знаю. Женщина, с которой я познакомился в тюрьме, вызывала скорее жалость, чем страх. Она была акушеркой и делала незаконные аборты. Я никогда не видел, чтобы Мануэль и Хулиан выносили ведра с детскими останками, закапывали или выбрасывали их. Я также не могу поручиться, что его мать убила или расчленила хоть одного младенца, – все это рассказал мне Игнасио. В канализации нашли останки одного или нескольких зародышей, я видел их собственными глазами, но и только. Обычная практика для этого ремесла, столь сурово осуждаемого обществом. Я беседовал с Фелиситас и присутствовал, когда она давала показания.

– Ты сделал из нее аттракцион, – прерывает Элена, беря очередную сигарету.

– Такая у меня была работа. Мануэль поведал идеальную для газеты историю – возможно, по большей части выдуманную. Не знаю.

Рамон подносит ей зажигалку.

Элена встает и подходит к окну; отсюда виден парк, где дети играют в мяч.

– Аборты противозаконны, – говорит она, выдыхая дым в окно.

– Все не так однозначно. За годы работы в криминальной хронике я часто имел дело с преступниками и теперь смотрю на это под другим углом. Многие из них родились в результате изнасилования или у родителей, которым не следовало заводить детей. У женщин, живущих в нищете, подвергающихся жестокому обращению и насилию во всех проявлениях. У алкоголиков и наркоманов, которые производят на свет никому не нужное потомство.

– Это всего лишь оправдание.

– Нет, не оправдание. Хулиан и Мануэль думали так же, как ты, и объявили войну этим женщинам. Когда ты рассказала мне о рукописи, я вспомнил одну из теорий насчет Джека-потрошителя.

– Я здесь не ради теорий о серийных убийцах, я хочу, чтобы ты рассказал мне об Игнасио.

– Я о нем и говорю. Послушай. Джек-потрошитель жил в одном из беднейших районов Лондона, в Ист-Энде. Там женщины продавали себя за два пенса, чтобы не умереть с голоду. Обслуживали клиентов в темных переулках. Как известно, Джек убивал жалких беззубых проституток, чей грех состоял в том, что они торговали своим единственным достоянием, чтобы прокормить детей.

– Очень трогательно, но я все равно не вижу связи с Игнасио.

– Подожди, я к тому и веду. По утверждениям некоторых исследователей, Джек-потрошитель убивал, чтобы принести пользу обществу и избавить его от этих женщин; своего рода убийца-«миссионер», как бы парадоксально это ни звучало. Хотя на самом деле миссионеры пытались искоренить религию, которую считали неправильной, уничтожали старые верования, чтобы навязать миру католицизм.

– Опять философия.

– Извини. Другая теория гласит, что убийцей был не мужчина, а женщина-акушерка, которая также занималась абортами. Разве не поразительное совпадение? Эта женщина убивала их за то, что они делали аборт. И звали ее не Джек, а Джилл. Есть и еще теории, одни более достоверные, другие – менее. В общем, если написанное Мануэлем правда, то Хулиан – убийца-миссионер.

– Почему Игнасио не донес на своего брата? Если бы он это сделал, все сложилось бы иначе. Возможно, он жил бы с Кларой и я никогда его не встретила бы, и все были бы счастливы, – с ноткой горечи говорит Элена. – Думаю, он был таким же бездушным, как и его брат.

– Не знаю. Он действительно обладал способностью держать дистанцию между преступлениями, о которых рассказывал, и своей личностью. Правда в том, что близость смерти делает человека непохожим на других. Репортеры из криминальной хроники вплотную сталкиваются со злом, живут с ним каждый день. Есть такое выражение: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя»[41].

– Что это значит?

– За время работы в газете я встречал многих репортеров, для которых тьма человеческой души была невыносима. Для других, наоборот, быть свидетелем событий и рассказывать о них – как наркотик. Кровь порождает зависимость. Мануэль к тому же обладал даром красиво связывать слова. Он, как почти все авторы детективных романов, стремился найти истину, раскрыть преступления, которые в реальной жизни оставались нераскрытыми. Репортеры криминальной хроники сталкиваются с коррупцией и безнаказанностью, мы не понаслышке знаем о хитросплетениях правосудия, отсюда и берется художественный вымысел.