Красная гиена

– Герои в нашем воображении всегда лучше, чем на экране или в жизни, разве не так?

Элена улыбается:

– Ты в реальной жизни лучше.

– Надеюсь, это не флирт – имей уважение к моим сединам. – Рамон подмигивает и смеется в точности так, как представляла Элена, читая рукопись Игнасио. – Ты тоже лучше во плоти.

– Расскажи мне об Игнасио… о Мануэле. Быть может, мне стоит услышать о нем, чтобы понять Игнасио.

Они снова садятся друг напротив друга.

– Пожалуй, открою бутылку вина и принесу чего-нибудь посущественнее, разговор затянется надолго.

Рамон встает и возвращается на кухню. Мгновение поколебавшись, Элена идет следом.

– Тебе помочь?

– Нет, у меня все готово.

Элена оглядывает кухню.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– И о чем же?

– Что для мужчины, который живет один, здесь слишком безупречный порядок.

Элена удивленно распахивает глаза:

– Игнасио не упоминал, что ты читаешь мысли.

Рамон снова заходится смехом, который Игнасио описал как «птичий». Рассмеявшись следом, Элена думает, что Рамон сам похож на птицу.

– Во-первых, жена оставила мне прекрасную помощницу по хозяйству. Во-вторых, хотя вообще-то это главное, Мерседес умерла от безумного количества сигарет, которые я выкурил при ней, и меньшее, что я могу сделать ради нее, – это содержать дом так, как ей бы того хотелось.

Рамон вручает Элене бокал вина, берет в одну руку тарелку с овощами, сыром, хамоном и оливками и приглашает вернуться в гостиную.

– В креслах нам будет удобнее, чем на кухне.

Перед тем как сесть, Рамон поднимает свой бокал.

– За Мануэля.

– За незнакомца, – произносит тост Элена.

Они чокаются, выпивают и некоторое время молчат, погрузившись в воспоминания об Игнасио-Мануэле.

– Знаешь, я по нему скучаю. В последнее время мы снова сблизились. Моей жене Мануэль не нравился, она утверждала, что у него слишком плотная аура. Я в этом никогда не разбирался, но Мерседес очень чутко все воспринимала. К тому же ее так потрясло убийство Клары, что она ни в какую не хотела, чтобы брат убийцы находился рядом с ее дочерьми. После смерти жены мы с Мануэлем возобновили дружбу. Я единственный друг, который у него был.

– Не знаю, что и думать. Я устала ходить по кругу. Возможно, лучше оставить все как есть… Может, мне и приезжать не следовало…

– Тише, успокойся. – Рамон берет Элену за руку и указывает на ее шею. – Медальон Игнасио.

– Я не смогла с ним расстаться, даже когда узнала, что он принадлежал убитой. Хотя должна бы сорвать его и выбросить куда подальше.

– Элена, не думай об этом. Успокойся.

Женщина вздыхает. В горле стоит ком, ей трудно дышать. Она делает глоток вина, снова вздыхает и, обретя дар речи, просит:

– Расскажи мне об Игнасио… о Мануэле, которого ты знал. Как по-твоему, он мог убить девушек в Сан-Мигеле?

– Нет, вряд ли. Я расскажу тебе о Мануэле, а потом поделюсь своими мыслями. Идет?

Элена медленно кивает, берет бокал вина и делает глоток.

– Столько напитков, – говорит она, ставя бокал рядом с пивом и стаканом воды.

– Разговор будет долгим, они тебе понадобятся.

Рамон какое-то время молчит, не зная, с чего начать, и смотрит на Элену. Та сидит неподвижно, скрестив ноги. Мужчина пододвигает пепельницу, достает из кармана рубашки пачку сигарет и предлагает одну Элене, она соглашается.

– Давно не курила «Кент».

Он протягивает зажигалку:

– Я курю только эту марку. Бросил, когда жена заболела, но слишком поздно. Пассивные курильщики, так их называют. – Рамон встает и открывает окно, чтобы проветрить комнату. – Мерседес пассивно относилась к моей вредной привычке. Игнасио определял себя как пассивного убийцу. Пассивность – это образ жизни, возможно единственно верный. Я подозревал, что Хулиан – убийца Святых, как их окрестил Мануэль. Однако гнал от себя эту мысль, не хотел ставить под сомнение то, что он излагал в своих заметках. Пока не случилось то, что случилось. Хулиан попал в тюрьму. Мы ничего не публиковали о смерти Клары и другим газетам не позволили. Дали Мануэлю возможность пережить горе вдали от глаз прессы, несмотря на то, что он зарабатывал, выставляя напоказ чужие трагедии. В конце концов наша пассивность, а не поступки определяет нас как людей. Возможно, пассивность – не бездействие, а конкретный и сознательный акт.

– Теперь я понимаю, почему Игнасио назвал тебя философом.

– Нет, я не философ, я просто люблю объяснять жизнь словами, которые делают ее слаще и заставляют нас поверить, что она того стоит.

Элена докуривает сигарету, гасит ее в пепельнице и думает о собственной пассивности.

– Я тоже не курила какое-то время, до истории с Игнасио. Мне понадобилась компания, чтобы справиться с печалью.

– Хорошенькая компания.

– Лучше, чем никакой.

– Еще один убийца.

– Похоже, я питаю склонность к убийцам.

Элена прячет улыбку, убирает за ухо прядь волос, выбившуюся из хвоста, и делает глоток воды.

– Итак? Ты расскажешь мне об Игнасио? Правда ли все, о чем говорится в рукописи?

Взяв папку, Рамон перелистывает страницы.