«Красная империя зла». Запад против Сталина

Бухарин в своих первых признательных показаниях, в ставшем ныне знаменитом письме Сталину от 10 декабря 1937 года и на мартовском процессе 1938 года уверял, что он полностью «разоружился» и рассказал все ему известное. Но теперь можно доказать, что Бухарин лгал. Он знал, что Ежов — один ключевых участников заговора «правых», но ни словом об этом не обмолвился. По словам Михаила Фриновского, правой руки Ежова, последний, вероятно, обещал Бухарину и другим, что никто из них не будет казнен, если промолчит о его, Ежова, участии в заговоре. Что документально зафиксировано в признании Михаила Фриновского от 11 апреля 1939 года^[190]:

«Активно участвуя в следствии вообще, Ежов от подготовки этого процесса самоустранился. Перед процессом состоялись очные ставки арестованных, допросы, уточнения, на которых Ежов не участвовал. Долго говорил он с Ягодой, и разговор этот касался главным образом убеждения Ягоды в том, что его не расстреляют.

Ежов несколько раз беседовал с Бухариным и Рыковым и тоже в порядке их успокоения заверял, что их ни в коем случае не расстреляют».

Если Бухарин говорил правду и на самом деле знал о причастности Ежова к заговору, массовые репрессии тогда же можно было остановить. Так были бы спасены жизни сотен тысяч невинных людей.

Но Бухарин остался верным своим друзьям-заговорщикам. Он пошел на казнь, которую, как сам писал в прошении о помиловании, он заслужил «десять раз», не раскрыв участия Ежова в заговоре.

Не стоит преувеличивать, но факт остается фактом: кровь сотен тысяч невинных людей, безжалостно уничтоженных Ежовым и его подручными в 1937–1938 годах, в том числе на руках Бухарина.

Два ходатайства Бухарина о помиловании, оба датированных 13 марта 1938 года, опубликованы в «Известиях» 2 сентября 1992 года. Прошения были отклонены, и 15 марта 1938 года смертный приговор Бухарину привели в исполнение.

Признания Ежова

Все антикоммунистические источники замалчивают факт ежовского заговора против советского правительства. Ни один из них не ссылается на признания Ежова и его сообщников, хотя их показания сейчас доступны исследователям.

Очевидная причина замалчивания вопроса о заговоре Ежова — стремление исследователей-антикоммунистов обвинить советское руководство и прежде всего Сталина в том, что именно они отдали приказы об огромном количестве казней, осуществленных Ежовым. В показаниях Ежов не раз недвусмысленно утверждал, что репрессии и казни производились им в стремлении осуществить личные заговорщические цели и что он обманул советское правительство. Таким образом, собственные признательные показания Ежова — доказательство того, что Сталин и советское руководство не могут нести ответственность за масштабные казни в период «ежовщины».

Признания Ежова в обмане правительства ради своих заговорщических целей не противоречат никаким другим свидетельствам. Также есть суждение такого исследователя-антикоммуниста, как Хаустов, который на основе имеющихся у него обширных документальных данных сделал вывод, что Сталин верил в фальшивые доклады, которые посылал ему Ежов.

Таким образом, единственное заключение, подтвержденное свидетельствами, противоречит «антисталинским» идеологическим целям антикоммунистических исследователей. Для них важно, чтобы Сталин и советское руководство выглядели «виновными» в «массовых убийствах». Если опускать свидетельства, которые направлены на опровержение этого вывода, — признания Ежова, их суждения могут быть приняты читателями.

Все показания Ежова, которые российское правительство сочло возможным предать огласке, а также признание его заместителя Михаила Фриновского доступны в интернете в русском и англоязычном вариантах^[191].

В показаниях от 4 августа 1939 года Ежов признался, что обманывал советское правительство касательно масштаба и природы шпионажа:

«Вопрос: Удалось ли вам добиться решения правительства о продлении массовых операций?

Ответ: Да. Решения правительства о продлении массовой операции и увеличении количества репрессируемых мы добились.

Вопрос: Вы что же, обманули правительство?

Ответ: Продолжить массовую операцию и увеличить контингент репрессируемых безусловно было необходимо.

Меру эту, однако, надо было растянуть в сроках и наладить действительный и правильный учет с тем, чтобы, подготовившись, нанести удар именно по организующей, наиболее опасной верхушке контрреволюционных элементов.

Правительство, понятно, не имело представления о наших заговорщических планах и в данном случае исходило только из необходимости продолжить операцию, не входя в существо ее проведения.

В этом смысле мы правительство, конечно, обманывали самым наглым образом» (Выделено мной. — Г.Ф.).

Был ли Ежов польским шпионом

Из источников по «польской операции» этот факт упоминает только Моррис:

«По иронии, Ежова, когда через короткое время он был арестован, самого обвинили как польского шпиона» (с. 763).