Мадам Мэ тоже покидает семейный пансион и отправляется в Бютт-Шомон. Еще до ареста Большого шефа Центр разработал с ним систему так называемых «проверочных» встреч. 1-го и 15-го числа каждого месяца около одной церкви в квартале Бютт-Шомон его будет ждать человек на случай, если ему понадобится встреча. Жоржи, которая была послана туда 1 октября, никого там не обнаружила. Треппер надеется, что мадам Мэ повезет больше. Супруги Спаак, разумеется, предупредили его, что на 22-е назначена встреча с представителем ФКП в Бур-ла-Рен, но Большой шеф не хочет упускать ни одной возможности восстановить связь. К тому же представитель Центра сможет выйти на Директора значительно быстрее, чем коммунистическая партия.
Мадам Мэ предупредила Треппера, что воспользуется случаем и забежит домой — ее квартира находится в Бютт-Шомон; она хочет взять кое-какие вещи. Он изо всех сил отговаривал ее, но пожилая дама заупрямилась, и он вынужден был смириться.
Панвиц: «Как только мне позвонили, я вскочил в машину и помчался к дому мадам Мэ. Она была вне себя, потому что мои парни, как обычно, все разворотили. Когда я вошел, она набросилась на меня с криками, бранью и сильно ударила ногой по правой берцовой кости. Мне было очень больно. Я закричал от боли и инстинктивно нагнулся, чтобы потереть ногу. Тогда она стала бить меня зонтиком, и я упал на колени. Наконец ее удалось усмирить».
У мадам Мэ был сын. Когда ей пригрозили, что убьют его у нее на глазах, она назвала адреса Треппера и Жоржи.
Большой шеф сказал ей: «Если вас арестуют, прошу вас, продержитесь хотя бы два часа: я буду знать, что с вами что-то случилось, и приму меры».
Встреча в Бютт-Шомон должна была состояться в полдень. В два часа Треппер начинает волноваться. В три часа покидает пансион, предупредив хозяйку, мадам Парран: «Послушайте, мне кажется, что некоторые ваши жильцы… словом, с ними не все в порядке. Если это так, они должны немедленно скрыться. — И добавляет: — Возможно, ко мне придут или будут звать к телефону. Ответьте, пожалуйста, что я пошел прогуляться и вернусь в семь часов». Хотя он не знает, что Жоржи имела неосторожность доверить свой адрес мадам Мэ, адрес Спааков, к которым он посылал старушку неоднократно, ей, конечно же, хорошо известен. Нужно немедленно предупредить их об опасности. Треппер надеется, что, задержав зондеркоманду в Бур-ла-Рен, успеет побывать на улице Божоле. Кроме того, в семь часов будет уже темно.
Уловка удается. В тот самый момент, когда пансион в Бур-ла-Рен оцепляет полиция, он беспрепятственно добирается до квартиры Клода Спаака и сообщает ему ужасную новость: надо бежать немедленно. Но Сюзанна Спаак—в Орлеане, она вернется только к вечеру. И что делать с детьми — тринадцатилетней девочкой и двенадцатилетним мальчиком? Треппер умоляет писателя здраво оценить ситуацию: гестапо может позвонить в дверь с минуты на минуту! Нужно исчезнуть!
Согласившись наконец с Треппером, Клод Спаак провожает его до двери и спрашивает:
— А вы, вы куда пойдете?
— Не знаю.
Эту ночь Большой шеф проведет под открытым небом, на скамейке сквера, дрожа от холода и подвергаясь риску случайного apeста во время полицейской облавы.
Вечером 17 октября Жоржи, как обычно, вернулась с прогулки на ферму. На кухне уже накрыт стол, она садится ужинать вместе с крестьянской четой, хозяевами фермы.
Криминальрат Панвиц притаился за окном. Его вооруженные до зубов помощники — во дворе, ждут сигнала. Ферма окружена немецкими полицейскими. Предусмотрительный Панвиц привел с собой пятьдесят человек.
С бьющимся сердцем, пристально наблюдая за сидящими, он медлит, не решается подать сигнал к атаке. Чего он ждет? Надеется, что к троим сотрапезникам присоединится четвертый — Большой шеф. Когда Жоржи погружает ложку в суп, он понимает, что это напрасная надежда.
«В кухню вдруг ворвались немцы, — рассказывает Жоржи де Винтер. — Их было девять человек во главе с Панвицем и Бергом. Они втолкнули меня в «ситроен». Один сел справа, другой — слева, пока мы ехали, они держали меня за руки. Панвиц сразу же заговорил со мной: «Итак, Отто (Треппер) сбежал, бросил нас…» Эдди (Треппер) научил меня, как себя вести, если я буду арестована. Поэтому я ответила: «Ну нет, вовсе нет! Он ушел, чтобы наладить дело!» И в этом месте я вставила знаменитое высказывание Бисмарка. Эдди учил меня: «Ты им скажешь: «Он ушел, чтобы готовить переговоры о мире, потому что в оценке отношений между Россией и Германией разделяет точку зрения Бисмарка». Знаете, Бисмарк всегда считал, что необходимо ладить с Россией. Услышав это, Панвиц расцвел! Настолько повеселел, что мы с ним болтали всю оставшуюся дорогу. Вообще немцы обращались со мной хорошо, почти по-родственному. Называлй меня «медхен» (барышня)».