Красная карма

Нужно изменить человека. Взяться за проблему с самых истоков. Провести тайную, глубокую мутацию внутри себя. Она, Николь, должна серьезнее исследовать пацифистское движение – прочесть книги и статьи, изучить свидетельства очевидцев. Вот он – другой способ совершить революцию.

Эти парни не занимались политикой? Что ж, тем лучше!

14

– Чем займемся? Двинем к забастовщикам или к молодым коммунистам?

– Ой нет, терпеть не могу троцкистов!

– Ну тогда, может, к маоистам?

– К маоистам?! Еще того хуже!

Тривар в своем пухлом «дутике» воздел руки:

– Ты вообще за кого?!

Демортье скорчил задумчивую гримасу:

– Ну… скорее, за социалистов – они, по крайней мере, хоть что-то делают реально. Это тебе не теоретики, которые только и умеют, что сотрясать воздух.

Эрве смотрел на своих дружков и думал о том, что нынешнее утро не располагает к судьбоносным решениям. Накануне встреча кончилась тем, что они вернулись в родные пенаты – пешком, конечно.

У Эрве было достаточно времени, чтобы переварить свои страхи, тем более что по дороге его несколько раз одолевали мускульные судороги и приходилось время от времени присаживаться на бульварные скамейки.

Жуткие воспоминания о дворце Броньяра подействовали на него так угнетающе, что дома он буквально рухнул на кровать, не в силах размышлять хоть о чем-то.

А нынче утром, когда он выпил кофе с молоком, сваренный бабушкой, и выкурил свою первую «голуаз», на него снова нахлынули эти видения.

Жестокие схватки, тусклые сполохи огня, окровавленные лица и – как апогей всего этого ужаса – Биржа. Конец был уже близок, сомневаться не приходилось.

Ему очень хотелось поваляться в постели, но чувство долга (а вернее, баранья покорность) заставило его натянуть английские туфли и погнало к Сорбонне.

– Ну а ты-то сам что об этом думаешь?

Как всегда, Тривар обращался с этим к Эрве, желая услышать его выводы.

– Думайте что хотите, – сказал тот. – Все равно делу хана.

– Это еще почему? – спросил Демортье, напружив свою мощную боксерскую шею.

– Вы что – газет не читаете? Парижанам уже осточертели наши идиотские игры!

Ни Демортье, ни Тривар не ожидали от Эрве такого предательства. Они буквально рухнули на скамью рядом с ним. Разговор происходил на бульваре Сен-Мишель, поблизости от улицы Руайе Коллара. Ее вид не внушал оптимизма: поваленные деревья, перевернутые машины, вывороченные из мостовой булыжники… И только атланты и кариатиды на фасадах зданий бесстрастно взирали на эти жалкие человеческие потуги разрушения. Завтра все это будет уже забыто.

– Если революция затихнет в Париже, – объявил Демортье, – я поеду сражаться в деревни!

– Ишь ты! И как же ты за это возьмешься?

– Буду агитировать крестьянское население. Объяснять им преимущества коллективизации земель.

– Чем же ты их убедишь?

– Да есть у меня некоторые материалы… И диапозитивы.

– Интересно какие?

– Снимки народных коммун в Албании.

Эрве с Триваром расхохотались, и Демортье, заразившись весельем приятелей, последовал их примеру.

В этот момент мимо них проехали грузовики с открытыми кузовами, битком набитыми спецназовцами. Парни примолкли. Обычно появление противника вызывало заметную реакцию у обеих сторон: люди втягивали голову в плечи, принимали грозный вид, сжимали кулаки. Но сегодня они предельно устали, и всем все было безразлично.

– Скоро небось вернутся домой, – шепнул Эрве.

– Домой? – удивился Тривар. – Что ты имеешь в виду?

– Этих парней привезли сюда из Страсбурга или из Монпелье. Послали в Париж, чтоб им тут морды расквасили. Так что ребятам не терпится вернуться в родимую провинцию и забыть про нас навсегда.

Демортье вскочил с места и встал перед Эрве, приняв угрожающую позу. Военная куртка придавала ему вид партизана, готового совершить подвиг.

– Ты что же, теперь на стороне спецназа? – спросил он так яростно, словно готовился откусить и выплюнуть ухо врага.

Эрве раскурил погасшую было сигарету.

– Я ни на чьей стороне. Просто сказал, что эти люди выполняют свою работу, а их работа состоит в том, чтобы набить морды юным бездельникам, которые прогуливают лекции в ожидании наследства от своих папаш.

– Я смотрю, ты ни черта не понял в нашей борьбе!

– Ну еще бы: получать жалкие гроши, подставлять голову под град камней и жить в казарме где-нибудь в окрестностях Лиможа – это, конечно, не так увлекательно, как выставлять себя ленинцем или маоистом. Но ты хоть немного напряги мозги и пойми, что угнетенными – во всяком случае, жертвами ситуации – являются не всегда те, кого мы таковыми считаем.

Демортье ненавидел такие туманные словеса. Что касается Тривара, у него и вовсе не было своего мнения на сей счет. Он хотел только одного – избежать ссоры.

– Давайте вернемся в Сорбонну! – взмолился он, желая примирить товарищей. – Там и найдем либо забастовщиков, либо какие-нибудь дебаты!

– Да идите куда хотите, – ответил Эрве, вставая. – У меня другие дела.

– Какие еще дела?

– Личные.