Красная карма

В детстве Николь ничем особенным не выделялась: усердно училась то в одной, то в другой католической школе, и ее поведение было таким же безупречным, как складки ее юбочки. «Проснулась» она только в отрочестве, когда начала читать, размышлять и… бунтовать. Ну можно ли вести такое сонное существование, господи боже мой?!

А ведь ее родители были вполне современными людьми: папа – блестящий хирург-ортопед, мама – управляющая в процветающей ювелирной фирме, и оба – бывшие участники Сопротивления; они даже познакомились, оказавшись в одной боевой группе, а поженились в самом конце войны.

Их единственная дочь Николь, родившаяся в те бурные годы, олицетворяла в глазах родителей победу, перспективу новой жизни, далекую от ужасов прошлого. Тем не менее юность в 1960-е сулила муки ада (хлопчатобумажные панталоны, от которых чесались ляжки, и боязнь «залететь» до свадьбы). А планы на будущее? Ой, не смешите меня! Если девушка поступала в университет, то лишь с одной целью – найти себе там супруга; что касается работы, то о ней поговорим после того, как заведем пару-тройку малышей, – выполним эту неотъемлемую часть супружеского долга.

Николь понимала свою жизненную задачу совсем иначе. Блестяще окончив школу, она поступила на философский, дабы получше разобраться в мироустройстве и в средствах его изменить. Узнав об этом, ее отец возвел глаза к небу, а мать пожала плечами; главное, чтобы дочь не манкировала ни одним из своих ралли – занятиями на курсах автовождения и светскими танцевальными вечеринками…

А Николь тут же вступила в Национальный союз французских студентов и сблизилась с анархистами, участвующими в операциях «удар кулака» на факультете Нантера. Потом записалась в РКМ[26] и в Комитет по поддержке Вьетнама.

Николь прекрасно чувствовала себя в этой атмосфере борьбы: она ее воодушевляла. Главными врагами были: американский империализм, колониализм, эксплуатация человека человеком и голлистская летаргия… Ну а для более конкретных сражений годился и Запад – к примеру, фашистские молодчики из кафе «Реле Одеон».

Каждое утро, когда она собиралась идти на факультет, мать причитала: «Ты выглядишь несчастной, дорогая моя!» И дочь, стиснув зубы, отвечала: «Очень надеюсь!» За три года до этого The Rolling Stones выпустили сенсационный диск «(I Can’t Get No) Satisfaction». Вот когда она отчетливо поняла, что вирус, которым она заразилась, – фрустрация – был всеобщей бедой и что это нужно изменить!

В феврале 1968 года Николь уехала в составе группы в Западный Берлин, на Международный конгресс по Вьетнаму – гигантское сборище всех левацких групп Европы. Двадцать часов в автобусе… они круто изменили ее жизнь.

Люди всех стран и народов поднимали голос не только против войны во Вьетнаме и американского мирового господства – они стремились вообще, коренным образом, изменить мир. И Николь была твердо намерена примкнуть к ним.

Вот когда ей повезло, что она рыжая, – этот огненный цвет был цветом ее эпохи. Цветом революции, но также и цветом психоделии, цветом буддизма… Он был связующим звеном, объединившим все духовные ценности… Он был…

Но тут она бросила окурок и сказала, уже совсем взбодрившись:

– Ну, вперед!

12

Над сценой большого амфитеатра красовалась огромная фреска «Священный лес», творение некоего Пьера Пюви де Шаванна[27]; Николь никогда еще не видела ее вблизи. На ней была изображена величественная женщина, похожая на Мадонну и, несомненно, символизирующая Сорбонну, в окружении персонажей, представлявших дисциплины, изучаемые в этом заведении.

Николь подумала: «Сегодня Мадонна – это я». И с содроганием вспомнила, что до сих пор не удосужилась переспать ни с одним парнем.

«Думай о другом!» – приказала она себе, встав за пюпитр на сцене и взглянув на полукруглый амфитеатр. Николь была уверена, что в такое время дня народу будет немного, особенно после событий вчерашней ночи. Но она ошиблась. Правда, на самом деле студенты после ночных схваток явились сюда, чтобы отоспаться, – почти все скамьи были заняты храпящими парнями. Остальные завтракали: на пюпитрах виднелись багеты, колбаса, ветчина… Зрелище малоприятное: они ели, опираясь локтями на спинки нижестоящих скамей и роняя крошки на нижеспящих товарищей.

Николь почувствовала какой-то мерзкий, животный запах, напоминавший зловоние зверинца в Ботаническом саду, куда ее водили в детстве. «Запах мужчины, товарищ!»

Запустив руку в свою сумку (это был военный ранец), она вынула записи, но тотчас пожалела об этом. Рефлекс школьницы, старательно подготовившей свой доклад.

Какой-то лохматый парень – явно представитель очередного «комитета действий» – объявил:

– Сегодня на утренней лекции дискуссию ведет Николь Ренар.

– Бернар!.. – поправили его, и в аудитории послышалось несколько свистков знавших ее студентов.

– О’кей, пардон, Бернар, – буркнул парень, почесывая лохматую голову. – В общем, она филологиня и…

– Преподаватель филологии!