Красная книга (Liber Novus)

Мертвые мне больше не грозили, ведь я принял их требования, хотя принял змею. Но с этим я также привнес в свой день нечто от мертвых. И это было необходимо, ведь смерть — самая долгая из всех вещей, и ее нельзя отменить. Смерть дает мне длительность и твердость. Пока я хотел удовлетворить только мои собственные требования, я был личностен и потому жил, ощущая мир. Но когда я осознал требования мертвых во мне и удовлетворил их, я позабыл прежние личностные устремления и мир должен был принять меня за мертвеца. Ибо великий холод приходит ко всякому, кто в преизбытке своих личностных стремлений осознал требования мертвых и хочет удовлетворить их.

Хотя он чувствует, словно таинственный яд парализовал живые качества его личных отношений, голоса мертвых продолжают молчать в его потустороннем; угроза, страх и беспокойство прекращаются. Ибо все, что некогда жадно таилось в нем, больше не живет с ним в его дне. Его жизнь прекрасна и богата, потому что он стал самим собой.

Но каждый, кто постоянно хочет лишь удачу других, уродлив, ведь он калечит самого себя. Убийца тот, кто хочет принудить других к счастью, ведь он убивает собственный рост.[262] Дурак тот, кто истребляет свою любовь ради любви. Такой личностен к другому. Его потустороннее серо и безлично. Он принуждает собой других; потому он проклят на принуждение себя к холодному ничто. Тот, кто осознал требования мертвых, изгнал свое уродство в потустороннее. Он больше не давит на других в гордыне, а живет сам в красоте и говорит с мертвыми. Но приходит день, когда требования мертвых тоже удовлетворены. Если он продолжает пребывать в одиночестве, красота падает на потустороннее, и пустошь приходит на эту сторону. Черная стадия приходит вслед за белой, а Небеса и Ад навеки здесь.

{5} [1] [H1 179] Теперь, когда я нашел красоту во мне и с собой, я сказал своей змее:[263] «Я оглядываюсь назад, словно на завершенную работу».

Змея: «Еще ничего не завершилось».

Я: «Что ты имеешь в виду? Не завершилось?»

Зм.: «Это только начало».

Я: «Думаю, ты лжешь».

Зм.: «С кем ты споришь? Ты знаешь лучше?»

Я: «Я ничего не знаю, но я уже привык к мысли о том, что мы достигли цели, по крайней мере, временной. Если даже мертвые почти исчезли, что еще может произойти?»

Зм.: «Но тогда живой должен впервые начать жить».

Я: «Это замечание определенно может быть глубоко значимым, но кажется не более, чем шуткой».

Зм.: «Ты становишься невыносим. Я не шучу. Жизни еще предстоит начаться».

Я: «Что имеешь в виду под жизнью?»

Зм.: «Я говорю, жизни еще предстоит начаться. Ты не чувствовал сегодня опустошенности? Ты называешь это жизнью?»

Я: «Ты говоришь правду, но я пытаюсь относиться ко всему так хорошо, насколько могу и довольствоваться тем, что есть».

Зм.: «Это может успокаивать. Но ты должен выдвигать гораздо большие требования».

Я: «Этого я опасаюсь. Я не могу допустить, что способен удовлетворить собственные требования, но и не думаю, что их можешь удовлетворить ты. Хотя, может быть, я снова недостаточно тебе доверяю. Полагаю, это из-за того, что я стал к тебе ближе и нашел тебя столь изысканной».

Зм.: «Это ничего не доказывает. Только не думай, что сможешь когда-нибудь постигнуть меня и объять».

Я: «Так что это? Я готов».

Зм.: «Ты удостоился награды за то, что уже достигнуто».

Я: «Приятно думать, что за это может быть расплата».

Зм.: «Я дам тебе расплату в образах. Смотри».

[H1 181] Илия и Саломея! Цикл завершен и врата мистерий снова открылись. Илия ведет Саломею, видящую, за руку. Она краснеет и опускает глаза, мило хлопая ресницами.

И.: «Вот, я даю тебе Саломею. Да будет она твоей».

Я: «Ради Бога, что мне делать с Саломеей? Я уже женат и мы не среди турков».[264]

И.: «Ты, несчастный человек, какой ты нудный. Разве это не прекрасный подарок? Разве ее исцеление не твоих рук дело? Разве ты не примешь ее любви как заслуженной платы за неприятности?»

Я: «Это кажется мне довольно странным подарком, скорее ношей, чем радостью. Я счастлив, что Саломея благодарна мне и любит меня. Я тоже ее люблю — немного. Между прочим, забота, которую я ей оказал, скорее, была буквально выдавлена из меня, чем оказана свободно и намеренно. Если мое частично непреднамеренное суровое испытание имело столь славный исход, я уже полностью удовлетворен».

Саломея — Илие: «Оставь его, он странный человек. Одному небу известны его мотивы, но он, кажется, серьезно. Я не уродлива и уж конечно вообще желанна».

Саломея — мне: «Почему ты отвергаешь меня? Я хочу быть твоей служанкой и служить тебе. Я буду петь и танцевать перед тобой, отгонять для тебя людей, услаждать тебя, когда тебе грустно, смеяться с тобой, когда тебе весело. Я сохраню все твои мысли в сердце. Я буду целовать слова, которые ты мне говоришь. Я буду собирать для тебя розы каждый день, и все мои мысли будут лишь о тебе и будут окружать тебя».