Красная королева

Но что же делать, как быть? Она не ожидала такого открытого, ледяного упорства, правда, она рассчитывала на сопротивление Мюррея и боялась получить двусмысленные обещания, но это ледяное «нет» брата, человека, бывшего до сих пор ее единственной солидной опорой, показывало ей всю опасность того, что она замыслила, и без всяких прикрас обрисовало перед ней ее истинное положение в Шотландии. Победить или умереть – таков должен был быть отныне пароль!

– Теперь я ясно вижу, – пробормотала она, – что он сам собирается надеть себе корону на голову. Он не рискнул бы моей немилостью, если бы не рассчитывал добиться всего!

Если бы она могла предположить, что дело примет такой оборот, то никогда не решилась бы раздразнить до такой степени Мюррея. Но теперь она уже не могла пойти назад, не теряя последней тени самостоятельности. Она должна была сломить человека, который до сих пор один только поддерживал ее, и ее положение было самое отчаянное, так как ей приходилось бороться за свое существование.

Теперь Мария всецело поддалась влиянию Риччио, который работал за Дарнлея и пробовал снискать к нему расположение лорда Рандольфа, посла Елизаветы. В то же время она была настолько неосторожна, что открыто выставила напоказ свое освобождение из-под опеки Мюррея.

Тем временем Мюррей не оставался бездеятельным. Он появился в Эдинбурге во главе отряда в шесть тысяч всадников, чтобы захватить возвращенного Марией из ссылки графа Босвеля, которого он обвинял в покушении на его жизнь. Затем он вступил в союз с графом Эрджилем и герцогом Шаттелеро, обещал протестантскому духовенству защиту и завязал сношения с Елизаветой, прося у нее помощи против Марии.

Последняя между тем предложила тайному совету Шотландии вопрос, согласен ли будет ее брак с Дарнлеем с интересами страны, и совет ответил утвердительно; в то же время она направила к английской королеве надежного посла, который должен был указать Елизавете, что Дарнлей является тоже англичанином и родственником. Графов Эрджиля и Мюррея она приказала вызвать на суд, но те не явились.

«Марию, – сообщил Рандольф, – народ настолько презирает, она так далека от него, что, без сомнения, надо бояться самых несчастных последствий, если не подоспеет скорая помощь. Никогда мне не приходилось видеть столько горделивости, столько надменности и тщеславия, столь высокомерных взглядов и столь пустого кошелька! Если бы Мария не была настолько объята любовной дурью, то она сама поняла бы то, что не скрыто ни для кого. Дарнлей – болван; он не сдерживает своих страстей и уже теперь видно, чем он станет далее. Я нахожу, что Мария крайне переменилась благодаря своей любви к Дарнлею, она поставила свою честь под сомнение, свое положение – в опасность, а страну привела на край гибели. Высокомерие Дарнлея оскорбляет и отталкивает всех и каждого».

Королева Елизавета была вне себя, когда узнала, что Мария отвергла графа Лейстера, и в бешенстве забыла, что сама рекомендовала его в мужья ей; по крайней мере, французскому посланнику, графу Полю де Фуа, она сказала:

– Никогда я не могла бы подумать, что у шотландской королевы такое низменное сердце, чтобы выйти замуж за сына своего вассала!

Посол Елизаветы передал Марии такое же самое представление, но она ответила следующее:

– Недовольство моей доброй сестрицы поистине странно, так как выбор, который она так порицает, сделан сообразно с ее желаниями, переданными мне через лорда Рандольфа. Я отказала всем иностранным претендентам и приняла предложение англичанина, происходящего из королевского рода обоих королевств, первого принца крови Англии. Поэтому я страшно удивлена запоздалым неодобрением выбора, одинаково соответствующего интересам обоих королевств.

В ответ на это Елизавета приказала посадить в Тауэр мать Дарнлея, графиню Леннокс, а самому Дарнлею – вернуться в Англию.

– Я признаю своей королевой только ту, – ответил Дарнлей, – которую уважаю и люблю. Ваша повелительница просто завидует моему счастью. Я здесь нужен и потому не вернусь обратно.

В тот же день Лейстер получил прощальную аудиенцию. Мария Стюарт предполагала сейчас же вслед за этим посетить замок Ливингстон. Она была в амазонке, когда Лейстер вошел к ней, и нетерпение поскорее совершить вместе с возлюбленным прогулку и поскорее окончить тягостную аудиенцию ясно сквозило на ее лице.

– Милорд Лейстер, – промолвила она, – надеюсь, мы расстанемся друзьями. Постарайтесь примирить со мною мою сестру Елизавету, которая столь возмущается, что я полюбила одного из моих и ее вассалов.

– Ваше величество, – произнес Дэдлей, – я сегодня же могу доставить вам доказательство моей дружбы. Вы хотите ехать в замок Ливингстон и рассчитываете попасть туда к трем часам. Значит, в два часа вы будете у Кинросского ущелья?

– Совершенно верно! Но к чему клонятся ваши расспросы о дороге?

– Я лишь хотел убедиться из ваших слов, что не ошибся. Мне удалось разузнать, что лэрд Мюррей, герцог Эрджиль и де Шаттелеро уговорились между собою ждать вас в два часа в Кинросском ущелье.