Красная королева

Антония привалилась к отцу, уронив голову ему на грудь. В последний раз они сидели так близко лет двадцать семь, двадцать восемь назад. И хотя Антония отчетливо слышит, как бьется его сердце (меньше чем в двадцати сантиметрах от ее правого уха), прислушиваться к нему она не пытается. А пытается она открыть машину, протягивая к дверной ручке связанные кисти.

– Нет… – шепчет оглушенный ударом сэр Питер.

Ей удается открыть дверь и пролезть через отца (случайно ударив его при этом коленом по почкам, без особого, впрочем, сожаления). Однако когда она уже наполовину высовывается из машины, сэр Питер вцепляется ей в ногу и тянет ее назад.

– Ты сделаешь только хуже, – говорит он.

Антония брыкается, отчаянно отбивается, молотя отца по ногам, рукам и груди, до тех пор пока ей не удается вырваться.

Хуже уже некуда.

Сасовцы начинают выбираться из крепких любовных объятий эйрбегов. И Джон Гутьеррес тоже. Только вот опыта у него побольше. Ему даже удается снова завести машину, и он уже машет Антонии.

Она смотрит на него, качая головой.

И бросается бежать в противоположном направлении, удаляясь от Джона, удаляясь от отца.

Беги, Антония.

5 Свободная линия

Спустя три часа Антония перестает бежать.

Хотя, конечно, опасность еще не миновала.

Ей удалось улизнуть от сасовцев, юркнув в узенькую улочку между больницей и домом престарелых, расположенным в соседнем здании. Когда она повернула за угол, вариантов оставалось немного. Впереди – река Мансанарес. А по ту сторону реки – район, застроенный маленькими, одноквартирными домами, где отыскать ее было бы проще простого. Поэтому она решила войти в дом престарелых. Она замедлила шаг, чтобы не привлекать внимание, несмотря на то что за ней гнались по пятам. Свою сумку-почтальонку она несла впереди себя в руках, скованных пластиковыми наручниками. Достигнув лестницы, она вновь помчалась со всех ног – вниз, до второго подвального этажа, где проходит туннель, соединяющий дом престарелых с больницей. В итоге она вышла через главную дверь, прошла меньше чем в шести метрах от отца (который стоял к ней спиной, держась за ушибленную голову и глядя в ту сторону, куда она убежала пару минут назад) и пересекла улицу по направлению к парку Бомбилья. Там она освободилась от своих пластиковых наручников, разорвав их о край урны.

Джон уже исчез из поля зрения. «Ауди» больше не видать. И хотя Антонии не верится, что он сможет уехать далеко, по крайней мере, найдут его не сразу.

В какой момент мы превратились из охотников в дичь? – думает Антония.

Она сидит в «Макдоналдсе» на Гран-Виа. Наверно, на всей Земле не сыщешь места, где оставаться незамеченным проще, чем здесь, среди этого нескончаемого потока людей, особенно плотного в предвечерний час. Сейчас шесть: время, когда полдник испанцев совпадает с ранним ужином иностранных туристов. Найти столик в этот час невозможно, и поэтому Антония поглощает свой королевский чизбургер, большую порцию картофеля фри и макфлурри (ей нужно хорошенько подкрепиться), сидя на пуфике у входа и держа поднос на коленях. Она думает, что ее вряд ли уже ищут на этой улице, но на всякий случай сидит к стеклянным дверям спиной. А то мало ли ее фотографию добавили в систему слежения, и какой-нибудь шустрый агент случайно ее узнает.

Нет, отец наверняка заявит на нее в полицию. И, разумеется, сотрудники убойного отдела, занимающиеся этим делом, захотят с ней поговорить. Попросить помощи у отдела по борьбе с похищениями и вымогательствами они уже не смогут. Эсекиэль об этом позаботился.

Все вышло именно так, как он хотел. Мы вышли на его след в тот момент, когда он это решил. Не раньше.

Сотрудникам убойного отдела проще, чем агентам ОБПВ. Их клиенты уже не выражают недовольства, да и навредить им больше, чем есть, никто уже не сможет, так что поймать беглого преступника – всего лишь вопрос времени. И попытка виновного убежать, на самом деле, всегда играет им на руку. Беглец со временем неизбежно выдыхается. Всю жизнь в бегах провести невозможно, особенно в наше время, когда все твои жизненные потребности (сон, еда, питье) оставляют после себя электронные следы. Если, конечно, у тебя нет с собой тонны налички.

У Антонии тонны налички нет. Весь ее капитал сводился к двадцатиевровой банкноте, втиснутой между телефоном и чехлом, – на случай крайней необходимости. Королевский чизбургер – как раз-таки вещь крайней необходимости, и поэтому от двадцатки теперь остались девять евро сорок пять центов.

А вот мороженое, наверное, брать не стоило.

Она не стала расплачиваться карточкой из-за чрезмерной предосторожности. На самом деле гораздо опаснее держать телефон включенным. Если они действительно захотят ее поймать, эта маленькая штуковина легко укажет им путь, словно маяк заплутавшему в бурю кораблю.