Рисунок весьма изящный, выполнен скорее в мультяшном, чем в реалистичном стиле. Острозубая крыса прикрывается щитом. На щите готическим шрифтом написано что-то нечитаемое. Фотография плохого качества, и буквы едва видны.
Пульс Джона бешено ускоряется, и инспектор пытается успокоиться. Возможно, один из этих мужчин – Эсекиэль. Возможно, одна из этих рук убила Альваро Труэбу, похитила Карлу Ортис и стреляла в них с Антонией из «Порше Кайен».
– Нам нужны чеки. Бухгалтерские счета. Что-нибудь. Нам необходимо установить личности этих людей, сеньорита, – говорит Джон.
– Не сеньорита, а сеньора, инспектор. Обойдемся без сексизма. И боюсь, с этим я не смогу вам помочь. С той поры у нас ничего не осталось. Я в те годы еще и на свет не родилась, а мой отец всегда ужасно вел дела.
– Эти татуировки делал ваш отец? – спрашивает Антония.
– Да. Он в то время только начинал, но уже неплохо справлялся.
– Нам бы хотелось с ним поговорить.
Ледибаг вздыхает с некоторой готической развязностью. Она представляет себя Миной Харкер в исполнении Вайноны Райдер[44]
, но в реальности ее вздох больше напоминает звук сдувающейся подушки, на которую кто-то сел.– Поверьте, и мне тоже. Пойдемте.
Они проходят за занавеску из бусин, и Ледибаг ведет их по коридору до подсобного помещения, пропахшего пóтом и нафталином. Там сидит бледный скрюченный мужчина. В инвалидной коляске. Перед ним тридцатидюймовый телевизор. На экране идет вестерн. Свет исходит только от экрана, и перестрелка у корраля О-Кей[45]
периодически озаряет его лицо.– Папа. К тебе пришли.
Мужчина в коляске не отводит взгляда от экрана, на котором Кирк Дуглас объясняет Берту Ланкастеру, что он не ходит на свадьбы, только на похороны.
– Папа, – повторяет Ледибаг. Она наклоняется к нему и ласково гладит его по левой руке.
И мужчина в ответ сжимает руку дочери.
– Это все, что он сейчас может, – поясняет Ледибаг. – Полтора года назад с ним случился инсульт, и с тех пор он потихоньку приходит в себя. Очень потихоньку.
Антония и Джон не могут скрыть разочарование. Ну как же так: они, возможно, наконец-то вышли на след Эсекиэля, а тот, кто мог бы им помочь двинуться по этому следу, находится практически в вегетативном состоянии.
– Можно попробовать задать ему вопрос? – спрашивает Антония.
Ледибаг думает, покусывая выкрашенные черной помадой губы. При этом сережка в носу возмущенно мотается из стороны в сторону.
– Думаю, терять все равно нечего. Но лучше попробуйте задавать ему вопросы через меня.
Антония просит показать ему фотографию.
Ноль реакции.
– Это вы делали эту татуировку?
Ноль реакции.
– Вы помните этих людей?
Ноль реакции.
Как и на следующие семь вопросов.
– Это бесполезно, – говорит Ледибаг. – Он в лучшем случае может ответить жестом. Вы просто не представляете…
Джон думает, что Антония как раз представляет.
Она как раз отлично представляет, что значит жить рядом с человеком, который был когда-то сильным, ласковым, обходительным. Который разговаривал, мечтал, шутил, ел, смеялся, пел. Который был активным, счастливым, постоянно находился рядом и дарил радость окружающим. И который внезапно, за один миг превратился в нечто совершенно иное. В воспоминание, в собственную тень, требующую постоянного внимания, накладывающую на тебя обязательства. И не дающую тебе взамен ничего, кроме боли и чувства безысходности. Он становится черной дырой с бесконечной силой притяжения, и эта дыра поглощает все воспоминания, все тепло и счастье, и тебе остается лишь рациональное, весьма сомнительное удовлетворение от выполненного долга.
Антония молчит.
Антония по-прежнему думает. Она пытается найти способ обойти непреодолимое препятствие. Ментор перед сеансами тренировки
иногда повторял ей один
Как и на любой другой
– Вы сказали, что он может ответить жестом? – спрашивает она Ледибаг.
– Я думаю, больше не стоит пытаться, – распрямляясь, отвечает девушка.
Ей уже хочется, чтобы они ушли.
– Пожалуйста. Это очень важно, ответьте ей, – вмешивается Джон и тут же добавляет: – Сеньора.
Ледибаг смотрит на него с недоверием, но затем все же поворачивается к Антонии.
– Иногда может, да.
– Нам необходимо знать, что написано на щите. Это может нам помочь.
Ледибаг задумывается на несколько секунд. Затем берет у входа папку с образцами. Кладет ее на пол и достает два листа.
На них напечатан алфавит, едва различимый среди плюща, кинжалов, рун и черепов.