Красная лилия

Вечер продолжался. Настроение постепенно возвращалось, все пытались делать вид, что забыли о поведении Габриеля и выпаде Йенса. Хорошо воспитанные люди умеют гнать от себя прочь неприятности. По крайней мере внешне. Я смотрел на них. Бенгт со своей ненавистью к Густаву. Своей ревностью, своей любовью к Сесилии. Андерс, карьера и будущее которого зависели от того, что на небольшом кладбище у Ундена покоится женщина, которую он сбил. Если же Йенс и заработал деньги на незаконной торговле оружием, то в рукописи Густава об этом не говорилось. Габриель погрузился в пьяный сон. Его честь не запятнана, его тайны не вынесены на всеобщее обозрение потоком книг, которые выходят осенью. На поверхности все было спокойно. Разговор продолжал течь, в камине тлели угли. Подали коньяк в маленьких бокалах. И никто из заглянувших в эту большую комнату на Стаффан Сассес Грэнд за несколько дней до Рождества не имел повода думать, что среди них находится убийца. Убийца хладнокровный, которому удалось убить двоих. И ввести полицию в заблуждение. Если бы не кошка. Маленькая сиамская кошка, надевшая наживку на крючок.

ГЛАВА XXVI

Гости расходились один за другим. Объятья, чмоканье в щеки. «С Рождеством!» Одевание, переодевание обуви в тесной прихожей. С пластиковыми сумками для обуви в руках, в вязаных шапочках и натянутых меховых шапках. В норках и бобрах, в темно-зеленой коже и в твиде с рисунком «под рыбью кость» они исчезали, спускаясь по узкой каменной лестнице. Но я тянул. Стоял у окна с рюмкой коньяка в руке и смотрел на тихий снегопад.

— Еще коньяка? — улыбнулась Улла, вернувшись из прихожей, когда ушли последние гости. — Как хорошо, что ты остался! А то все кончается так внезапно, когда все сразу расходятся.

Я посмотрел на нее. Большие, темные глаза. Высокие скулы, чувственный рот. Она была красивой. Может быть, это подчеркивалось мягким светом свечей, но она была красива. Неужели Густав не понимал, что имел?

— Да, Густав был убит, но не Сесилией. Ее тоже убили. Это не самоубийство.

— Но ведь полиция все расследовала? — Улла удивленно посмотрела на меня, потянулась к серебряной вазочке с сигаретами, зажгла одну от высокой стеариновой свечи.

— Они ошибаются. Я знаю, кто убийца.

Сначала казалось, что она не понимает, что я сказал. Потом она рассмеялась. Но это был не тот смех, когда хотят уязвить или уклониться от темы. Наоборот, спонтанный, веселый смех, и в какое-то мгновение я даже подумал, что попал впросак.

— Пойдем сядем на диван, — предложила она. — Нам надо поговорить об этом. Пожалуйста, подложи несколько поленьев в камин. И налей мне немного коньяка. Мне надо выпить в такой вечер. Сначала Габриель и Йенс. А теперь ты. Лучше, чем по телевизору. Их «Даллас» — или как там это называется — игрушки по сравнению с тем, что разыгрывается в моей гостиной. Значит, ты всерьез считаешь, что полиция ошибается?

— Как ни смешно, но об этом догадалась Клео, — ответил я и протянул ей полрюмки коньяка.

За Уллой вновь вспыхнул огонь, охватив сухие поленья, которые я только что подложил.

— Клео? Королева Клеопатра? Совсем интересно.

— Моя кошка, — терпеливо объяснил я. — Это она догадалась.

— О’кей, — сдержанно парировала она. — Я сдаюсь. Ничего не понимаю. Извини меня, но мои способности схватывать на лету явно ограниченны.

— Все строилось на том, что Сесилия в отчаянии совершила самоубийство после смерти Густава, которого она сама же убила. Но ее заколку для волос, которую я нашел среди лилий, кто-то мог туда подложить. Прощальное письмо могло быть написано на машинке кем-то другим. Письмо Густава к ней тоже, возможно, фальшивка. Бумага с его подписью могла быть простой манипуляцией. Например, что-то отрезано. И так далее. Но единственное, что невозможно объяснить, отсутствующее звено, придававшее достоверность всем остальным и не позволявшее соединить все разрозненные куски, — это то, что дом был заперт изнутри.

— Может быть, там была твоя кошка, которая вылезла через трубу? — Она весело посмотрела на меня, выпуская из ноздрей белый дым от сигареты.

— Точно. Ты даже и не знаешь, как ты права. Потому что это была кошка. Моя коробочка для печенья очень старая. У нее очень сложная защелка, напоминающая старинную оконную. И ей удалось ее приподнять. А когда крышка опять закрылась, защелка снова упала. А увидеть, что ее открывали, невозможно.

— Теперь я понимаю, — и она с интересом посмотрела на меня. — Значит, он убил Сесилию. Хотя не могу понять, как ему удалось заставить ее принять этот отвратительный яд, но оставим это в стороне. Не будем обременять твои рассуждения логическими возражениями, — сыронизировала она. — Значит, он запирает и закрывает все изнутри. Потом открывает окно, выпрыгивает. Оказавшись снаружи, он поднимает задвижки, а когда опять закрывает окно, задвижки падают, так?

— Так просто не было. Полиция уже давно бы раскусила, если бы все было так легко. Нет, гораздо более утонченно.

— Тайные ходы? — предположила она. — Потайная дверь?