Красная лилия

— Только чтобы решить вопрос об убийстве. Если Андерс — убийца, я воспользуюсь ими, чтобы выкурить его. В противном случае, наверное, нет. Необдуманное преступление юнца будет признано недействительным за давностью лет. Кроме того, это вызовет такие последствия во всей политической жизни, что я лучше оставлю их при себе.

Долго мы сидели молча. Наверное, что-то есть в том, что Густава Нильманна называли Эдгаром Гувером с его тайными досье ошибок и проступков больших людей. И я подумал о его таинственных намеках Андерсу Фридлюнду. О том, что «то, что спрятано в снегу, появляется при оттепели». Особенно в политике. А как бурно отреагировал Андерс на похоронах, когда я напомнил ему об этом. Но тут я вдруг задумался о другом. О Бенгте и о том, что он рассказывал на том пресловутом обеде у Халлингов. Я задумчиво посмотрел на него. Несмотря на темноту в церкви, он заметил это и повернулся.

— Что? Чего ты уставился?

— Я не уставился. Я думаю. О лилиях и водяном.

— Не понимаю.

— Понимаешь. Историю о том, почему лилии стали красными. Как водяной воспользовался любовью молодой, невинной девушки. И как оба должны были умереть. И вот умирает Густав. Тот, кто отнял Сесилию у тебя. И белая лилия в его руке. Точно, как у водяного. Потом наступает черед Сесилии. Ее тоже находят с лилией. Хотя на этот раз с красной. Как у той девушки.

Бенгт сидел молча. Где-то протекало. Капли падали на пол с раздражающей регулярностью. Звук усиливался тишиной. Гроза затихала вдали.

— Ты хорошо знал Густава и его привычки. Ты был там и забирал Сесилию в день, когда его убили. Ты мог сходить в кладовую и приготовить бутылку, а вечером тебя никто не видел, когда ты пробрался в беседку с белой лилией. И в тот вечер, когда умерла Сесилия, ты тоже там был. Умчался на своей машине незадолго до того, как я нашел ее мертвой.

Он по-прежнему молчал. Только смотрел на меня. Звук капель все возрастал, пока не потонул в неожиданном грохоте грома. И только тут я вспомнил, что никто не знает, где я нахожусь. Ни один человек на свете не знает, что на выходные дни я поехал в Тиведен и что сейчас сижу здесь, в старой церкви жертвоприношений, вдвоем с ним. Бенгт пришел ко мне на следующий день после смерти Сесилии. И тогда он интересовался только одним: рассказывала ли Сесилия мне что-нибудь об убийстве Густава. Неужели он думает, что я знаю слишком много? Неужели он завлек меня сюда поэтому? Неужели я один на один с убийцей?

ГЛАВА XXI

Он поднялся. И во мраке церкви показался больше. Больше и грознее. Он взял зонт и медленно пошел к двери, обернулся, посмотрел на меня и вышел.

Я остался сидеть на скамейке. Почему Бенгт так отреагировал? Ушел, не сказав ни слова. Неужели я прав, неужели он убийца?

Я чувствовал себя, как игрок в покер. С пятью картами на руках. Четыре короля и одна дама. Но кто убийца? Кто переодетый джокер?

По версии полиции, виновна дама, Сесилия Эн. В отчаянии она убивает Густава и лишает себя жизни. Чтобы ввести в игру королей, пару я должен выбросить сразу же. Мир Габриеля Граншерны не рухнул бы из-за нескольких статей в вечерних газетах о его службе в дивизии СС «Нурдланд» на Восточном фронте во время похода Гитлера. Все вскоре успокоилось бы. А может быть, даже польстило ему? Нет, двойное убийство только для того, чтобы избежать неприятностей, пожалуй, слишком маловероятно. То же самое и в отношении Йенса Халлинга. Если он втянул себя в нелегальную аферу с оружием и торговлю с Южной Африкой, то, конечно же, он достаточно хитер, чтобы не оставить явных доказательств. Да и если у Бенгта был повод ненавидеть Густава Нильманна, неужели при этом он мог убить и Сесилию? Это означало бы, что он обманул нас всех с закрытыми дверьми. Ведь его любовь к ней и горе в связи с ее смертью казались совершенно неподдельными. Но в убийстве из-за страсти две стороны. Одна направлена против того, кто все вконец разрушил. А другая — против того, кто изменил, обманул. Хотя Андерс Фридлюнд, последний король в моем покере, казался более вероятным в роли убийцы. Для него разоблачения в мемуарах Густава — настоящая катастрофа. Личная трагедия и удар по партии в период выборов. По сравнению с этим другие «дела», потрясшие политический истэблишмент в последние годы, оказались бы сущим пустяком.

Вопрос состоял лишь в том, что же мне делать. Идти к Калле Асплюнду и рассказать ему все, что я узнал, все, что мне рассказал Бенгт? Я сомневался. Ведь имя Андерса попадет в протокол расследования и в меморандум, не пройдет и нескольких дней, как произойдет утечка и средства массовой информации начнут свою «охоту за ведьмами». Нет, мне надо быть осторожнее и поточнее узнать все. Быть может, Бенгт заварил всю эту кашу, чтобы просто отвлечь внимание от себя? Может быть, мне поговорить с Андерсом?