Гроза кончилась, и дождь стих. Но так как я не был таким предусмотрительным, как Бенгт, и не взял зонта, мне пришлось бежать к машине. Потом я медленно ехал обратно по узкой дороге через лес по глубоким лужам. Приехав домой, в избушку, я зажег камин, хотя стояло лето. Несмотря на дождь, огонь занялся, дрова весело трещали, распространяя уют и тепло, я сидел с открытой книгой в одной руке и стаканом белого сухого вина — в другой. Прекрасное завершение странного дня. На дворе было почти темно от низких туч, по окну стучал дождь. Ветви яблони у фронтона били по стене, от камина шел запах смолы горевших дров. Несколько стаканов вина, тарелка оттаявших фрикаделек, приготовленных фрау Андерссон. А на третье — клубника. И наконец, рано лечь в постель с хорошей книгой. Сон под звуки дождя и ветра. Что может быть лучше?
На следующее утро дождь все еще продолжался, и идиллическое настроение домашнего уюта, навеянное вчерашним вечером, исчезло. В доме было холодно и сыро несмотря на включенный электрический камин. Дождь струями заливал стекла, и сквозь них ничего не было видно. Смысла оставаться я не видел и решил собираться в дорогу. Уж лучше, приехав в Стокгольм, пойти в кино. Летом всегда можно что-нибудь найти среди повторных фильмов. Например, «Братья Маркс», если повезет. Я всегда любил этих злых, деструктивных анархистов, покоряющих и изменяющих мир своими правилами игры. И таким образом можно избежать осенне-зимних неудобств в кинотеатрах, забитых зрителями, которые, разговаривая вполголоса, жуют, шуршат пакетами и обертками от конфет. Нет, летом можно сидеть далеко друг от друга и наслаждаться в полном покое.
Я не стал готовить себе ланч, не хотелось потом заниматься мытьем посуды. По дороге всегда можно найти киоск с горячими сосисками или закусочную при бензоколонке. Но чувство голода я ощутил уже при подъезде к Аскерсунду. Открыто ли здесь что-нибудь в воскресенье? Да, у киоска с сосисками толпилась стайка молодежи в блестящих шлемах, на мопедах, с банками «кока-колы» и горячими сосисками в руках. Передо мной в очереди стояла девушка лет семнадцати. Прямые темные волосы и большие круглые очки. Получив свои две сосиски и подносик с картофельным пюре, я узнал ее. Она тоже узнала меня и улыбнулась, когда я поздоровался.
— Тебя зовут Анна, да?
— Да. А ты был в том доме и пил с нами чай.
— Точно. Ты свободна сегодня?
— Конечно. Сегодня же воскресенье, — и как бы с укором посмотрела на меня.
— Я хотел бы поговорить с тобой об одной вещи. Если ты не возражаешь.
— Смотря о чем, — на этот раз уже серьезно, глядя сквозь круглые очки.
— О том вечере, когда был убит Густав Нильманн.
Она вздрогнула, мука отразилась в ее глазах, она оглянулась. Но никто нас не слышал. Наш разговор тонул в резком шуме трещащих мопедов.
— Ты ходила к нему с подносом около семи?
Она кивнула и сунула пластиковую трубочку в банку «фанты».
— И ты же нашла его там потом?
Она опять кивнула со слезами на глазах.
— Прости меня. Я понимаю, вспоминать об этом мучительно, но это очень важно. Сколько времени прошло между этим?
— Примерно полчаса. Чуть больше. Улла попросила меня сходить за ним.
— Почему?
— Ей казалось, что по телевизору показывали что-то, что он должен посмотреть. Я была в подвале, когда она позвала меня.
— В подвале? А что ты там делала?
— Улла попросила подготовить бутылки для сока. Она любит делать соки и варить варенье, а ягоды уже начали созревать.
— Понимаю. И ты не заметила ничего особенного?
— Чего особенного? — Она потянула через трубочку желтоватую шипучку.
— У беседки. Когда ты шла туда или возвращалась обратно.
— Я все уже рассказывала полиции, — испытующе посмотрела она на меня. — Я не видела ничего особенного. Правда, когда я возвращалась, конечно… Тогда… Тогда он там ведь лежал, — и она замолкла.
Но, приехав в Стокгольм, я не пошел в кино, не стал искать «Братьев Маркс» в афише. Я позвонил Андерсу Фридлюнду. Сначала он удивился, но сказал, что встретится с удовольствием, если я смогу приехать к нему через полчаса. Позже он должен выступать на митинге в Сундбюберге. А живет он у площади Карлаплан, и это я уже знал. По телефонному каталогу.