Красная лилия

Я кивнул, соглашаясь. Как в старом романе. Она права. Если все это было так. Но у меня не осталось ни возможностей, ни повода копаться в этом сейчас. Забыта и похоронена вся эта история. Как похоронен и Густав Нильманн. Как и Сесилия.

Я налил ей чашку чая из серебряного чайника. Правда, у меня было такое чувство, что ей хотелось уважаемого шведского кофе, но я посчитал, что чай больше подходит к обстановке и соответствует ее положению. Мы договорились, что я зайду к ней через несколько дней, чтобы посмотреть квартиру и как она хочет меблировать ее. «Хорошо бы что-нибудь в густавианском духе. И немного рококо. Зеркала там, разные бра. Какое-нибудь бюро. А Хаупт — ужасно дорого?»

Стоя под вязами у Кунгстрэдгордена, я улыбался про себя. Она мне нравилась. Свежая, довольная, не попавшая под влияние экономических успехов своего мужа. Я охотно помогу ей. Меня беспокоила только «текстильная» сторона дела. Цвет и материал для гардин и всего остального. Но ведь возможно, что со мной поделится кто-нибудь из коллег. Эрик Густавссон, например. У него хороший вкус в том, что касается меблировки.

Медленно поднимался лифт в доме на Карделльгатан, на одной из немногих улиц в Стокгольме, связанных с Наполеоном, что находится между улицами Стюрегатан и Брахегатан, названия которых — эхо из шведской истории. Карл фон Карделль — значительно более поздний росток на шведском древе. Он был примечательным человеком в области артиллерии, первым шефом артиллерийского учебного заведения на Мариеберг и участником войны против Наполеона в 1812 году.

В большой пустой квартире меня поджидала светловолосая, голубоглазая заказчица из Смоланда, полная энтузиазма. И я прекрасно понимал ее. Квартира была по-настоящему старомодной. Анфилада больших, светлых комнат с окнами на улицу. Высокие потолки, откуда гипсовая штукатурка в виде художественных гирлянд и завитков разбегалась по стенам. Недавно отполированные паркетные полы блестели, в двух комнатах были камины. И я вспомнил вышивку на подушках Имельды Маркос в президентском дворце: «Лучше быть нуворишем, чем вовсе не быть богатым».

Мы измеряли, планировали, обсуждали. Я принес с собой книгу по искусству с большими красочными иллюстрациями, чтобы дать ей представление о различных стилях, но был удивлен ее уверенному вкусу. С моей точки зрения, не было недостатком и то, что для нее составляло проблему.

Тут позвонили в дверь. Постукивая высокими каблучками, вызывавшими эхо в пустых комнатах, она ушла в прихожую. Послышались голоса, дверь открылась, и в проеме появилась Улла Нильманн.

— Какой сюрприз, — она весело улыбнулась мне.

— Да, пожалуй. И спасибо за помощь. Насколько я понимаю, я тебе обязан тем, что я здесь.

— Ты единственный антиквар, которого я знаю в Стокгольме, так что давать совет было нетрудно. И у меня такое чувство, что ты значительно дешевле всех обычных фирм по интерьеру.

«К чему бы это», — подумал я, немного задетый. Но тут же выбросил это замечание из головы. Она права. Я не стану заставлять свою смоландскую подругу засучивать рукава.

После моей первой рекогносцировки и немного легкомысленного обещания прислать первые наброски вскоре после Рождества, мы с Уллой вместе спустились вниз.

— Мне действительно приятно вновь встретить тебя, — сказала Улла, когда мы скользили между этажами. Она улыбнулась мне из-под большой шапки рыжего лисьего меха, точно из такого же была и шуба. Мне всегда нравились шубы, особенно лисьи. Норка слишком искусственна, а каракуль слишком уж для старушек. Нет, красивая шуба из рыжей лисы навевает сладострастное чувство, идущее, возможно, еще от тех вечеров далекого прошлого, когда согревались у костров. Я стоял к ней так близко, что ощущал слабый, свежий запах духов. И смотрел ей в глаза. Она была еще красивее, чем летом. Твердое, напряженное выражение лица ушло, усталость исчезла. Она казалась моложе лет на десять. Или виной тому блеклое освещение в лифте?

— Я нашла рукопись, — сказала Улла, когда я открыл решетчатую дверь лифта. И улыбка исчезла.

Мы вышли в вестибюль, остановились на уложенном квадратами кафельном полу.

— Ты имеешь в виду книгу Густава?

Она кивнула.

— Она лежала под стопкой книг на верхней полке в его гардеробе. Возможно, он считал, что там надежнее, чем в сейфе, где все ее будут искать.

— Ты прочла ее?

На улице было темно. Зимой рано смеркается. Я дотянулся до красного глазка выключателя и нажал его. Из небольшого стеклянного глобуса под потолком заструился бледный свет.

— Да.

— Ну и что же там написано?

— Что ты имеешь в виду?

— Разоблачения. Есть там что-нибудь, что могло стать причиной убийства? Ты же помнишь, как он говорил о «мине замедленного действия» и о «разоблачениях».

Улла Нильманн покачала головой.