Красная линия

— Ну, тогда до завтра.

— Спасибо, Павел Максимович. До завтра…

Положила телефон перед собой, усмехнулась. Вот бы это было правдой — справиться с хворью до завтра. Проснуться утром — и нет ничего. И Даша уже простила Никиту, и все в порядке, и все всё забыли и счастливы.

Понятно, что так уже никогда не будет. И в этом теперь надо жить. Приспосабливаться как-то надо. Поспать хотя бы… Потому что скоро Ксюша домой приедет, нельзя, чтобы она увидела ее такой. Нельзя, чтобы она узнала. Нельзя…

Подумала так — и впрямь ужасно спать захотелось. Организму же все равно, что она там в голове перекатывает, ему спать надо, дальше функционировать как-то. Спать, спать… Сил никаких больше нет…

Прошла в спальню, упала на кровать, тут же уснула. И даже сон увидела — странный такой. Будто они плывут с Кариной на лодке — она на веслах, а Карина сидит на корме, задумчиво смотрит, ладонь опустила в воду. Потом вдруг плеснула водой ей в лицо, рассмеялась звонко! И дальше они поплыли — меж листьев лилий, меж белых цветов. Тихо плещет весло по глади воды. Красиво…

Проснулась и не могла понять — еще утро или уже вечер, как долго она спала? Тихо в квартире… Значит, Ксюша еще не вернулась. А может, она звонила? Надо в телефон глянуть…

Ксюша явилась только к вечеру, вся озабоченная, серьезная. Принялась рассказывать торопливо:

— Представляешь, мам, у Кирюши температура вдруг поднялась… Такой маленький, и уже температура! Правда, теперь уже хорошо все… Их завтра уже домой выпишут, наверное!

— Значит, у Стаса сын родился, понятно… — произнесла она вяло, чем вызвала Ксюшино возмущение:

— Мам, да ты чего? Я ж тебе говорила! Нет, я понимаю, что тебе эта информация как бы по фигу, но все равно обидно как-то… Он же мой брат, между прочим!

— Извини, Ксюш… Извини, ты мне говорила, да. И я рада, что у тебя брат… Просто я сегодня чувствую себя плохо, голова очень болит. Даже с работы отпросилась…

— Да ладно, проехали. Я ж все понимаю. Ты ложись, если хочешь. А я на ужин что-нибудь приготовлю. Потом пораньше спать лягу… Я сегодня всю ночь не спала, за Кирюшу переживала. Такой маленький, так его жалко… Но врачи говорят, что у маленьких это бывает. И слава богу, что уже все хорошо. Завтра утром снова к папе пойду…

— Да. Иди, конечно. Ты сейчас папе очень нужна. А на меня не обращай внимания, я сегодня очень плохо себя чувствую.

— Хорошо. Ты и впрямь плохо выглядишь, отдыхай…

Уже поздним вечером Лера встала, на цыпочках вышла в прихожую, чтобы не разбудить Ксюшу. Приоткрыла дверь, выскользнула на лестничную клетку, нажала на кнопку звонка соседской квартиры. Никита открыл ей, глянул с досадой — что тебе еще, мол?

— Ты ездил к Даше? Как она?

— Ездил. Она мне дверь не открыла. Я весь день на крыльце просидел. Потом уехал…

— Ну и зря! Не надо было!

— Слушай, чего ты здесь командуешь, а? Ты считаешь, что у тебя есть право давать мне советы? Кто ты такая вообще?

Она только склонила голову вниз, будто приняла в себя его раздражение. Ничего не ответила. А Никита продолжил сердито:

— Да я вообще с тобой ни о чем говорить не должен, если на то пошло! Особенно о Даше говорить не должен! Это… Это ведь тоже предательство, что я с тобой сейчас о ней говорю! С тобой… Ну, неужели сама этого не понимаешь? Самой не противно, нет? Уйди лучше, уйди…

Он распалялся гневом все больше, и голос звучал на высокой ноте, почти визгливой. Она слушала и опять удивлялась — а где Никита? Ведь этот человек со злым лицом и скулящими злыми нотками в голосе вовсе не Никита… Не тот Никита…

Наверное, нет больше того Никиты. Для нее нет. Исчез. Наверное, ей легче от этого должно быть…

Но легче не было. Наоборот, еще хуже стало. Пустота какая-то внутри образовалась, и слова Никиты улетали в эту пустоту, не задевая ее и не обижая.

Наверное, так и должно быть. То самое дьявольское очарование наваждения ушло, оставив после себя пустоту. А что еще оно должно было оставить? Все правильно, да… Это ведь хуже всякого наказания, когда внутри — одна пустота…

* * *

Утром вставать не хотелось. Даже глаза открывать не хотелось и начинать жить новый день. Но ведь надо его как-то жить… Нести в себе пустоту, делать лицо, заниматься рабочими делами. Эти рабочие дела никто ведь не отменял… В конце концов, она своего начальника может подвести, а Павел Максимович так заботлив к ней, так ей доверяет! И потому надо вставать и идти… И исполнять свои обязанности, жить как-то.

В суете дня ей даже показалось, что отпустило, и с удовольствием села попить чаю с девочками из отдела. К тому же Наташа торт принесла в честь дня рождения дочки, и даже спросила ее с интересом:

— А сколько твоей Леночке исполнилось, Наташ?

— Да уже пять лет, представляете, Валерия Николаевна? Можно сказать, первый юбилей…

— А твой бывший поздравил Леночку, Наташ? — осторожно спросила Люся, разливая по чашкам чай.

— Нет, не поздравил… — грустно ответила Наташа, отводя глаза. — Может, вечером придет, не знаю…