Красная лисица

Признаки проведенной им ночи были очевидны. Набрякшие, как у бульдога, глаза, щеки в пятнах, подбородок в царапинах от бритвы, плохо повязанный галстук. Он неуклюже проследовал в дверь, глядя прямо перед собой, как если бы опасался встретить на пути препятствие, и сел в лифт место того, чтобы подниматься по лестнице пешком. Карбони не ответил никому из тех, кто его приветствовал, пока он шел по коридору второго этажа. Не обращая ни на кого внимания, он был благодарен за то, что мог найти прибежище за своим письменным столом, что избавляло его от унижения встречи с коллегами. Они будут думать, что он всю ночь пропьянствовал и, шепчась и хихикая по его адресу, так и не узнают, что он ушел с вечеринки еще до двух часов и у себя дома упал в кресло с бокалом виски в руке, чтобы было легче просеивать в памяти события и картину этого последнего похищения. У него не было времени для размышлений, для анализа, как только он оказывался на работе, где звонили без передышки телефоны и потоком шли посетители всех сортов: скромные и высокого ранга. Поэтому за одним бокалом последовал второй, а потом эти бокалы слились, и количество выпитого достигло полбутылки, пока он старался проникнуть во все тайные закоулки проблемы, которая перед ним возникла. Он не ложился до тех пор, пока его жена, великолепная в своей развевающейся ночной сорочке, не потащила его в свою постель, но и тогда у него не было особой надежды на сон.

Он тяжело сел на стул и попросил по внутреннему телефону своего помощника. Через минуту помощник оказался рядом, елейный и масляный, готовый к любым услугам, явившийся с охапками папок, побитых и потрепанных коричневых картонных вместилищ целой горы бумаг, отпечатанных на машинке. Что дотторе считает самым важным делом дня?

Карбони вздрогнул, потому что острая боль пронизала его голову.

— Дело Харрисона. Больше ничего.

— У нас есть записи звонков миссис Харрисон и в ICH. Запись звонка к миссис Харрисон была бесполезной. Она ничего не поняла и повесила трубку.

В углах рта помощника Карбони таилась усмешка.

— Первые ощутимые шаги в направлении вымогательства были предприняты, когда обратились к его компании. Поступил анализ голоса из Криминалпола, Они находят, что есть сходство между этим голосом и тем, который звонил, когда похитили ребенка Марчетти.

— В компанию обращались только раз?

— Да, это было одно сообщение, когда они пытались нащупать возможность выхода.

— Оставьте мне эти записи, — сказал Карбони, прикрыв глаза. Голова его кружилась. Ему не терпелось избавиться от этого умного и самоуверенного молодого человека.

Оставшись один, он много раз прослушал кассету. Закрыв лицо руками, отгородившись от шума транспорта, доносившегося сквозь открытые окна снизу, с улицы, он сидел, сконцентрировав все свое внимание и усилия на этом сообщении. Голос, неустоявшийся, жесткий, и полицейскому не нужно было объяснять, чтобы сразу же определить, что это был выговор человека с самого юга страны, из Калабрии, земли кланов мафиози. Откуда же еще? Робкий, плохо артикулированный выговор, зачитывающий послание, которое было для него специально записано, и это было нормально. Потом последовала запись первого телефонного обращения к семье Марчетти. Это был тот же голос: не требовалось компьютера, чтобы определить это сходство.

Теперь наступило время поработать с телефоном. Он промокнул шею носовым платком. Полчаса в офисе, а его рубашка уже промокла. Звонки подчиненным ничего не дали. С того момента, как накануне вечером он уехал из дома, больше не удалось раздобыть свидетелей-очевидцев. Было нечего заложить в машины, кроме самого общего описания, представленного единственной женщиной по имени Коллин Флеминг. Это были описания роста и сложения, а также общих черт одежды похитителей. Ни лиц, ни отпечатков пальцев, ни следов машины. Не поступило и информации из области эфемерных связей с преступным миром, поддерживаемых самыми скромными элементами из состава отделения по борьбе похищениями. Не поступало ни слова, да никто и не ожидал информации, потому что дать какие–то сведения в этих обстоятельствах — означало обеспечить себе верный и быстрый путь в деревянный ящик. Не в первый раз с тех пор, как Джузеппе Карбони достиг своего высокого положения, он размышлял о ценности своей деятельности. Слуга общества, которое отказалось соблюдать обязательства. Слуга, которому не доверяли и которого не одобряли, слуга, пытающийся бороться за устои, которые отвергали толпы общества. Локхид, Фриули, Экко Италиана, Беличе, даже Квиринале, даже Президент. Скандалы: отвратительные, грязные, создававшие обманчивое впечатление, а виновными были представители высших эшелонов великой Мамы Италии. Итак, кому был нужен закон? Кому был выгоден порядок? Головная боль снова вернулась: последствия похмелья, пульсирующая боль, питаемая разочарованием. Он мог уйти на пенсию. Мог продолжать делать свое дело, и Президент повесил бы ему на шею медаль, а его уход на пенсию остался бы незамеченным и неважным.