Красная лошадь на зеленых холмах

«Почему-то, как мальчишка, о себе — не маленькая, а маленький… — удивился Алмаз. — Разве так можно?» Но он слышал, как еще одна девушка сказала:

— Я пошла курить.

Остальные разговаривали нормально.

— Я связала кофточку…

— А я видела в магазине платье шерстяное, сорок шестой размер, только плечи плохие, квадратные…

— А я те туфли отдала Маше, ей как раз…

— Ты понимаешь, — продолжал Белокуров, — есть плитки разные: угловые, я потом тебе покажу, карнизные, спецфаянс… и надо смотреть, исходить из задачи…

Алмаз ничего не понимал, ему было стыдно. Приехал на знаменитую стройку — и на тебе! Слушает не то, думает не о том.

После обеда Белокуров, обняв его за плечи, повел с загадочным видом по закоулкам РИЗа. Они вышли в синий, полутемный, но с отсвечивающими стенами коридор.

— Чья работа? — с гордостью сказал Белокуров. — Ровненько, а?

И прильнул щекой к холодной синей стене, прищурился, словно смотрел в прорезь прицела. Пройдя конференц-зал, облицованный светло-зеленой глазурованной плиткой, они очутились сначала в белом зале, потом в темно-красном коридоре и, наконец, в светло-синем. Бригадир показывал Алмазу душевые с белым кафелем, туалетные комнаты, необъятные гардеробы для будущих рабочих РИЗа, тыкал пальцем над раковинами в изогнутые стенки из лимонных и бежевых квадратов:

— Называется — зеркала. Труднейшая работа! А?

Белые, красные, сиреневые, черные с искрой, зеленые залы и коридоры оставила за собой бригада Белокурова. Когда Алмаз вернулся на место своей работы, он был совершенно ошеломлен и не сразу понял, что бригаду подстерегала неприятность.

Белокурова куда-то увели, он вернулся взбешенный, ворочая кулаками в карманах широких шагидуллинских брюк.

— Говорр-ил им, собакам: подумайте, всю проводку уложили или нет? А теперь «тю-тю-тю»… — Он презрительно кривил губы, приседал, водил плечами, изображая разговор с электриками. — «Тю-тю-тю…» Я им одно, а они «тю-тю-тю»… хвостом виляют…

— Я туда больше не пойду, уже третий раз стену заделываем, — сказала одна из девушек бригады.

— И я тоже. Я тоже…

— В самом деле! — закричал Анатолий, розовый нос его стал малиновым, а синие глаза жесткими и злыми. — То гонят, торопят, не дают толком зал довести до конца… то сантехники со своими раковинами все разбомбят… не так, видите ли, унитаз поставили, новый указ из Москвы пришел: надо его вдоль магнитного меридиана!.. А мы — заново слюнями, на карачках да чтобы красиво, как новенькое! Все! Уйду к чертям! Надоело! В конце концов я танкист, шоферов не хватает! Уйду!..

Белокуров куда-то зашагал с мрачным и решительным видом. Он словно унес весь гнев бригады с собой, поэтому наступила тишина. Девушки потихоньку работали. Слышно было, как визжит где-то на улице дрель.

— А может, пойдем… залепим? — сказала одна, крупная, румяная, в синем, в обтяжку трико. Ее звали Наташа-большая. — А, девоньки? Не оставлять же на совести?

— А кто заплатит?

— Никто, — удивилась Наташа-большая. — Ты же понимаешь, но как оставлять, стена-то наша.

— Идемте, — согласились желтые сапожки и первыми пошли. Алмаз услышал писклявый, измененный голос Инны. — Русланчик! Маленькие девочки боятся чужих дядей! И здесь темно, ой, ой!

Руслан спрыгнул с деревянных лесов, блеснул белыми звездами на плечах куртки, буркнул, отряхаясь.

— Конец квартала, а они нам подножку… — И уже более громко: — Девушки, я считаю, нужно стенку восстановить. Так оставлять сданный объект нельзя. Можете говорить обо мне что хотите, но я пошел. Спросят: кто это здесь работал, канавку оставил? Скажут: бригада Белокурова. И никто не станет объяснять, что мы не виноваты, не виноваты в третий раз… Пойдет половина бригады, я замыкаю. Оля, Таня, вперед.

— Я тоже! — умоляюще посмотрел на Руслана Алмаз. — Алмине. (Возьми меня.)

Руслан снисходительно улыбнулся, и Алмаз побежал за девушками, задевая руками в полусумраке переходов крашеные склизкие двери и перила.

Электрики разрушили стену выше плинтуса вдоль всего коридора. На полу тускло светились синие обломки плиток. Нужно было все сделать, покуда Белокурова нет. Алмаз, непонятно как, очутился рядом с Ниной. Она работала, присев на корточки, и он видел только ее белую кепку. Алмаз не знал, что делать, с плиткой обращаться еще не умел. Нина, не поднимая головы, сказала ему ласково:

— Алмаз, садитесь рядом, будем вместе вести. Хорошо?

Он кивнул. На корточках было высоко и неудобно. Нина взяла мастерком раствор, приложила к стене, Алмаз делал то же самое, повторяя все ее движения. И с этой минуты обо всем забыл, он стал как бы зеркальным отражением Нины.

Лихо сбив кепочку на затылок, маленькая, вертлявая, с широкими, пухлыми губами, она напевала детские песенки смешным писклявым голоском:

— Хорошо идти отряду… раз, два, три…