Теперь утром, приехав на работу, Алмаз весело сбегал с желто-красной глиняной дамбы вниз к заводу, высоко, как цапля, поднимая сапоги, он скользил иногда по нетру вниз на обеих ногах, оставляя за собой блестящие длинные следы… Останавливался на углу РИЗа, брал палку с тряпкой, мыл резиновые сапоги. Потом Алмаз медленно поднимал голову, зная, что он сейчас увидит, но делая вид, что не знает, настраиваясь на то, что увидит впервые, — и перед его глазами возникал узкий красный плакат: «Обращение бригады Руслана Сибгатуллина к строителям Каваза». Алмаз внимательно читал обращение, фамилии всех членов бригады, и свою тоже — с удивлением и гордостью, затем долго рассматривал фотографии. Лица плохо вышли на красном плакате, слегка смазаны, но все равно различить можно. И точно такие же плакаты везде — на стенах домов, на кабинках машин, экскаваторов, на столбах и заборах, куда ни пойдешь… И везде — Нина и Алмаз, он за ее спиной стоит, они улыбаются и уверенно смотрят вперед. Они нынче внаменитые люди. О них говорят на РИЗе. О них говорят на всем Кавазе, хотя, конечно, на Кавазе есть бригады, уже давно прославленные, отмеченные орденами и внаменами, Каваз ничем не удивишь, но о сибгатуллинцах говорят, и это не фунт изюму!
Правда, Таня Иванова на днях сказала: «Зачем эта показуха? Куда мы торопимся?» Алмаз не понял, почему комсорг так говорит. Неужели она не видит, как здорово их бригада вырвалась вперед? Перестраховывается она, вот и все…
Бригаду Сибгатуллина снимали и для газеты. Алмаз хранил этот номер «Ленинского пути». Правда, на газетном снимке Алмаз и Нина совсем не получились — два темных пятнышка, зато на переднем плане — Кирамов и Руслан, они смеются, смотрят куда-то вверх. Интересно, что они там увидели? Алмаз вспомнил, где их снимали, но точно знал, что там на потолке ничего особенного нет. Может быть, в окно увидели — самолет летит?
Алмаз входил на территорию РИЗа как хозяин: заметит, на дороге лежит ящик, — покачает головой, перенесет в кучу. Поднимался по лестницам, иногда забываясь и скользя рукою по перилам — вымазывая пальцы в краске, если здесь она была на олифе. Хорошо нитрокраска — быстро сохнет. Но она огнеопасна. Алмаз не однажды видел, как парни из других бригад втихомолку покуривают. Как-то сказал одному бородатому мужчине:
— Вы ведь подожжете завод!
— Весь не сгорит, — меланхолично заметил бородач. — Твои сопли останутся, косоглазый…
«Разве у меня косые глаза? — удивился Алмаз и постарался не обидеться на этого мрачного человека. — Наверное, у него неприятность…»
Алмаз вытирал рукавом нос, простуда уже отступила.
В комнате было шумно. Шофер Петя говорил:
— Мне шофер Саня, Горбовского который возит, говорит, что Горб сказал, что наш простой советский алиментщик способен творить чудеса, если его попросишь.
— Если заплатишь… — хихикал Илья Борисович.
Алмаз лежал под простыней и думал: «Все равно, они хорошие люди. Они завод строят, план гонят. И неважно, что не всегда красиво говорят… Илья Борисович — прекрасный водитель. Его зовут Стакан. По этой грязи возит бетон — стакана не прольет! Артист… А электрики? Это они, говорят, аварию устранили на подстанции — там радуга стояла, собачья будка вспыхнула возле железного забора… а они залезли в это пламя, друг на друга поливали — и переключили сеть… Вот почему они как братья. Страховали друг друга. Только шофер Петя плохой — детей бросил. На днях жена ему письмо прислала — дети сидят на полу и плачут, фотография. Петя хохотал: «Змея! Разжалобить хочет!..» Он плохой. Только притворяется веселым и легким. А рыжий Вася из Рязани… Кто он?»
— Ты вставай, — рыжий Вася дергал его за ногу. — Ты мне вот что скажи. Вы все там — передовики, вы на плакате. А чем ты лучше меня? Как это вы триста выдаете, вы что — не спите, что ли, или у вас по шесть рук? Ишь какие! Куда вы лезете?
— Мы не лезем, — сказал Алмаз, открывая из-под простыни разгоряченное лицо. — Работаем.
— Это ж показуха! Ты скажи, зачем приехал?
— Работать.
— Ах, какой он немножко наивный! Посмотрите на него! Глазки как у девушки — он ничего не понимает, ах, ах, он этот… идеалист! Да? — Рыжий Вася насмешливо смотрел на него.
— Я тоже крестьянин, ты не думай. Я тебя понимаю и, может, даже уважаю. Я сам хитрый. Я, знаешь, какой хитрый? И только вот что тебе скажу. Не надо! Не надо! Не надо глазки такие строить. Надо честно сказать: приехал заработать, или — оторвался от скуки, от квашни…
— Вот у нас, — вмешался в разговор шофер Петя. — У нас половина машин в гараже стоит! За два года-то изработались, и теперь половина стоит. Их не жалели, на первых порах жали на рекорды, а теперь половина стоит.
— Так, — сказали электрики.
У Ильи Борисовича дергались усики, но он молчал.