Время одиннадцать вечера, а народу здесь — без конца… Одинокие парни с транзисторами, девушки, взявшиеся под руки, мальчишки с гитарами шли и бежали по проспекту. Сухой кленовый лист прошелестел на асфальте и пропал в темноте.
Снова моросил дождь, вокруг фонарей светился влажный шар в воздухе.
— Холодно, — проговорила Нина. — Может, я пойду?
— Ну-у… уж немножко погуляем.
Они зашли и встали в затишье, спиной к высотному кирпичному дому. Нина стучала туфелькой о туфельку, Алмаз, глядя из сумрака на освещенную улицу, молчал. Он не знал, что говорить, что делать.
— Только один читай, один, — снова сказала Нина.
— Один буду.
Замолчали. Алмазу было страшно, что как-нибудь не так себя поведет. Испытывая неловкость, он посматривал на ненастное небо, совал руки в карманы, чесал затылок, морщился, тер глаза, стараясь показаться озабоченным, а Нина глядела на него с ласковой, непонятной ему улыбкой, время от времени лицо ее становилось напряженным, глаза блестели печально, словно она прощалась с ним. «Почему у девушек такой взгляд? Вот парень посмотрит — ничего особенного. А любая девушка посмотрит — чего только в глазах у нее не померещится!..»
— Пошли в парк, — сказала Нина.
— Идем!
«Наверное, замерзла, — решил Алмаз. — А там совсем тихо».
Они побежали через проспект, разогрелись, задохнулись, и, когда вошли в сосняк, им было жарко. Над главной аллеей тускло горели лампочки. Навстречу шел народ. Наверное, если свернуть в сторону, в чащу, там ни зги не видно. Алмаз опустил голову и с неуклюжей хитростью предложил:
— Идем туда, там ветра нет.
Они оказались в сплошной темноте. Алмаз взял Нину за руку, она выдернула ее.
— Я сама.
Двое шли друг за другом, вытянув вперед руки, чтобы не выколоть себе глаза в лесу. Песчаная аллея осталась далеко, исчезли звуки шагов, дальние голоса. Алмаз и Нина остановились, совсем не видя друг друга. Алмаз дрожал, и не потому, что ему было холодно, просто с ним что-то происходило от близости Нины. Пытаясь как-то унять эту дрожь, он потянулся вверх и сорвал ветку с молоденькой сосенки, тугой и мокрой. На землю с хвойных чашечек посыпался крупный дождь.
— Ой! — воскликнула Нина. — Ты не пугай маленькую девочку.
— Я не пугаю, — отозвался Алмаз. Она шепнула:
— Тихо как…
Над черным парком текли, чуть отсвечивая, еле заметные в сырой темноте тучи — их освещал город.
— Когда к Москве подлетаешь, — проговорила Нина, — внизу облака… так говорят они, мерцают, даже страшно… словно в освещенную воду самолет падает.
— А ты была в Москве? — с завистью спросил Алмаз.
— Была.
— И все-все видела?
— Видела. И Красную площадь, и Большой театр, и выставки. Я мало была, день всего.
— Все равно замечательно.
У Алмаза глаза зоркие, он уже стал различать во мраке, где бугорок, где дерево.
— Здесь скамейка! — удивился он.
— Да? Где? А-а, вижу.
Но Нина в темноте не видела, и Алмаз, взяв ее за руку, подвел к скамейке.
— Она мо-окрая!.. — Девушка провела пальцами по доскам.
— А у меня портфель. Садись.
— А ты?
— А мне все равно.
Они сели рядом и стали смотреть перед собой, в темноту. Алмаз положил руку себе на правую коленку, чтобы не прыгала, и стал насвистывать. Ему было неловко: он не знал, чем занять Нину. Что-нибудь рассказать? А будет ли ей интересно? «Эх, произошло бы что-нибудь! Какие-нибудь хулиганы бы пристали, что ли?» И словно кто-то услышал его мысли — в сосновом лесу послышались голоса и смех. Алмаз засвистел громче. В темноте вспыхнул фонарик, сзади подходили. Нина прижалась к нему.
— Пойдем… пойдем отсюда…
Но Алмаз не шевелился. Шаги все ближе, ближе.
— Эй, парень, закурить не найдется?
«Всегда они 'так начинают. — отметил, холодея, Алмаз. Он никогда не дрался, только боролся на сабантуе. Но ведь это совсем другое дело. — Ничего. Как-нибудь».
Шаги приблизились, за спиной стояли люди, он почувствовал запах табака и пива. Кто-то тронул его за плечо, Алмаз, жмурясь и исказив злобой лицо, вскочил и обернулся к ним.
Видимо, парни не ожидали, что он такой высокий. Тут же отвернули фонарик в сторону, с уважением пробормотали:
— Прости, брат. Курить ищем.
И ушли в темноту.
«Может, и в самом деле курить искали?.. А я-то разбежался! Тьфу, стыдно!»
Алмаз, кусая трясущиеся губы, сел снова на мокрую скамью, Нина схватила его за руку:
— Они не вернутся?..
— Никогда, — ответил Алмаз.
Она засмеялась, коверкая голос, прощебетала:
— Ой, как я испугался!.. Какой я маленький и весь напуганный!..
— Не надо, не бойся. Люди очень хорошие… В нашем городе нет чужих… Не бойся.
— Хорошо, Алмаз… И снова стало тихо.
Глаза привыкли к темноте. Тучи над сосновой рощей казались уже светлыми, и под соснами клубились тени. Алмаз посмотрел на Нину и заметил, что она улыбается. Или ему показалось? Он снова принялся смотреть перед собой в дождливый сумрак. Прошло минут двадцать, а может быть, час.