Как работает автоскрепер? Так рубанок снимает стружку. Огромная нелепая машина выходит, изготовившись, на прямую, и трактор Т-180, «толкач» с буфером, окутавшись синим дымом, с тарахтеньем подскакивает сзади и мощно, плавно гонит; потом, разбежавшись, быстро набирает землю в ковш и откатывается в сторону… «Толкач» в ту минуту разворачивается, а перед ним уже другой автоскрепер, подъехавший так, чтобы у «толкача» не было пустого пробега — ходит себе взад-вперед. Вот и дели двадцать четыре автоскрепера на четыре — как раз получится по шесть автоскреперов на каждый «толкач», три слева заезжают, три справа, и цикл замкнут. Только успевай разгружайся и мигом назад. Дорогу-то загодя раскатали — ковш вздрогнет, горсть земли не просыплется… Пепел сигаретки на колени не упадет…
Ритм был настолько быстрый, что Алмазу все казалось, как в кино. Но он точно видел — это Ахмедов сидит в его машине в белой фуражке, и Путятина разглядел, и Зубова, и Василия Васильевича в очках, с папиросой во рту. Это были люди, с которыми он рядом жил, и вот так они работали! На четвертой, на пятой скоростях. Алмаз теперь понял, почему они начали с прокладки маршрутов. С досады подумал: «Никогда у меня так не получится…»
Степан Жужелев лег рядом на траву.
Он тоже смотрел, как ахмедовцы гоняют по замкнутому бесконечному кругу. От волнения у него над губой пот высыпал, желтые и красные клеточки по хребту на рубахе стали одинаково темными. А может, это из-за солнца — грело по-летнему.
Ничего не слышали парни — ни сирены высоких кранов на литейном, ни пчелы над сухой чашечкой заячьей капусты, ни жаворонка, который звенел в вершине неба, как колокольчик, и, услышав его, старые лошади в поле с храпом вскидывали головы. Ничего не видели и не слышали парни, кроме бешеной гонки нелепых горбатых машин. А черная земля под ними таяла, местность медленно опускалась, пыль стояла над головой, покрывая траву серым налетом. И пчелы больше не появлялись.
На курсах они садились по очереди в кабину старого автоскрепера и, срезав кучку грунта в углу двора, отвозили в другой угол. Но Алмаз никогда не думал, что можно работать так быстро и слаженно.
«Лишнего о себе возомнил… Тут надо годами привыкать… То-то мне Ахмедов с улыбочкой сказал: сядешь в машину, будешь смотреть, а осмелеешь — сунешься в цепочку… Да-а, как же, сунулся».
Алмаз лег на спину и принялся смотреть в небо. На душе было тоскливо.
— Не выйдет у меня ничего… — признался он. — Может, у тебя выйдет, — добавил насмешливо, посмотрел на Степана.
Тот серьезно кивнул.
— У меня выйдет. У меня, брат, сам увидишь. Я пока своего не добьюсь — ни пить, ни жрать не стану. Я пока стрелять хорошо не научился, может, пол-арсенала извел. Эй, смотри-ка, что-то случилось?..
Они поднялись. К вагончику, подскакивая на буграх, стремительно катился «горбач» Зубова. Машина резко затормозила.
Володя спрыгнул на землю, он ругался и плевался.
— В первый день! Как нарочно!.. У-у, карамба. — Зубов смял коробок спичек, швырнув под ноги, лег на бок, посмотрел снизу, махнул рукой: «Тут нормально…», потом вскочил, обежал машину, заглянул в ковш и бросился заводить движок электросварочного агрегата. — Я сразу услышал, как она, собака, завизжала. Ковш треснул, гадюка четвероглазая… удав сучий…
Парни заглянули в ковш. Приваренная к задней стенке стальная полоса, которая резала вязкие пласты и закручивала их обратно в ковш (чтобы не переваливались через стенку), стальная лента шириной в пять сантиметров, оторвалась и согнулась в «бантик». А по самому ковшу зазмеилась трещина…
— Вот она, сварка! — ругался Зубов, потрясая руками. — Всегда по месту сварки лопается!
— Давай мы тебе поможем, — тихо сказал Алмаз, беря электрод. — Мы проходили.
— Ну уж не-ет!.. — язвительно завопил Володя. — Ты себе свари какую-нибудь другую дыру. Не-ет… Я ее са-ам…
Он привычно надел темные очки и, оскалясь, склонился над серым ковшом. Вспыхнула, зашипев, ослепительная звезда электросварки, она была такая яркая, что, наверное, на другой стороне солнца плясала и дергалась голубая тень. Зубов бормотал:
— Сюда мы макаронину положим… Знаю я ваши курсы, вы так приварите, что потом гречневую кашу ножом сковыривать. И сюда…
Гречневой кашей Зубов называл рыхлый и небрежный припой.
Хоть и нельзя смотреть в огонь, Алмаз косился на него. Запах окалины, шипение электрода, вязкая тускнеющая струя бередили душу. Всплывало смутное воспоминание о парнях, приваривших лошадь на подковах к железной раме. Не нашел он этих мерзавцев, не отомстил… Да разве найдешь? Сотни тысяч людей на стройке. В прошлом году был совершенно наивный мальчик — Алмаз отвернулся — перед глазами плыли черные и фиолетовые шары. Вспомнил ночь, лицо Нины, тут же забыл — снова стал смотреть на бесконечную гонку автоскреперов.
«Наверное, все-таки можно этому научиться… если очень захотеть… А я очень, очень хочу!..»
К середине дня машины одна за другой возвращались к вагончикам. Возбужденные шоферы выходили из кабин, осматривали ковши, колеса, обнимались, хлопали друг друга по спине, хохотали.