Красная Луна

– Да. Иначе нельзя. Но конечно, соглядатаи повсюду. И службы безопасности знают, что происходит, и пытаются нас остановить. Но мигранты используют личные связи и сообщения из уст в уста. Это как большая семья, и если ты не готов доверить человеку свою жизнь, то не станешь говорить с ним о таких вещах. Вернулись и прежние структуры в виде ячеек, так что, если раскроют одну ячейку, пострадает только она. А еще в нашу пользу работает то, что полномочия разных служб безопасности частично перекрываются и они борются друг с другом.

– А почему их полномочия перекрываются?

Ци пожала плечами.

– Это же Китай. Сначала принимает решение совет квартала, потом районный, за ним городской, совет провинции и еще куча организаций, и так вплоть до самого верха. Так что службы надзора скоординированы не больше, чем сопротивление. А нас много. В партии около сотни миллионов человек, а внутренних мигрантов – почти пятьсот миллионов. Слишком много, чтобы всех контролировать. Полмиллиарда человек невозможно посадить в тюрьму.

– Но можно посадить лидеров, – заметил Фред. – В надежде на то, что это спутает карты несогласным и им удастся заткнуть рты.

Она мрачно кивнула.

– Точно. Вот так и живем.

Ци пожала плечами.

«Я снова прячусь, – говорил ее взгляд. – Выбора нет. Я в ловушке».

На доске лежали нарезанные овощи – самый тонко нарезанный салат в мире. Хорошо, что они пользуются палочками, а не вилками.

– Давай поедим, – сказала Ци.

* * *

В другой день они сидели в маленькой гостиной после обеда и потели на жаре в полудреме. Заняться было решительно нечем, даже когда они вышли из этого оцепенения. Фред подсчитал, что они провели в этой квартире уже девятнадцать дней. Живот Ци стал огромным и рос день ото дня. Она уже трижды готовила, но все равно нужно было как-то убить время.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она.

– Мне не о чем рассказывать, – встревожился Фред.

– Все знают какие-нибудь байки.

– Только не я. – А потом он добавил: – А как насчет швейцарской школы-пансиона? Почему ты все время убегала? Мне казалось, что там неплохо.

– Нет.

– И ты сбегала. Сколько раз, ты говорила?

– Не знаю. Я едва это помню.

– Верится с трудом.

Она засмеялась.

– Ты прав. Я помню.

Она некоторое время размышляла. Куда спешить? И наконец произнесла:

– Когда меня отправили в Швейцарию в первый раз, это был кошмар. Конечно, это устроил отец, хотя мама с ним согласилась, не сомневаюсь. Но он хотел отослать меня из Китая, чтобы я получила международное образование. Выучила английский и все такое. Вероятно, он был прав, – сказала она и кивнула в подтверждение своих же слов. – Так вот, он отправил меня туда, а я была еще маленькой и решила, что он просто меня не любит.

– Сколько тебе было?

– Лет одиннадцать или двенадцать, наверное. Это было в 2026-м, кажется. А нет, мне было девять. Ого, как я ошиблась! Это любопытно. В общем, я любила отца и думала, что и он меня любит. Он долго объяснял, почему так поступает, но я все равно чувствовала себя преданной. Я страшно на него злилась. И на маму тоже – за то, что не вступилась за меня. Сам понимаешь. Короче говоря, они все-таки меня сбагрили. Послали меня в школу-пансион, в которой ни разу не бывали, она называлась «Nouvelle École de l’Humanité», у подножия Альп, чуть выше Берна. Не знаю, почему они выбрали именно эту школу, ведь мама ни за что бы ее не одобрила, если бы знала, что там происходит. Но, видимо, ее посоветовали какие-то друзья, сказали, что она отлично подойдет для их дочери-принцессы. Вот так меня и отправили туда.

– И там было плохо?

– Поначалу мне так показалось. Там был странный альтернативный подход к образованию, система Песталоцци, а может, Штайнера или Пиаже – в общем, не пойми кого. Швейцарцы любят всякие теории. Основатели пансиона были хиппи или что-то в таком духе, совершенно не от мира сего.

– Байцзо?

Она засмеялась.

– Нет, они просто любили природу. В особенности Альпы. И мы всегда вставали до рассвета, принимали холодный душ, а потом чистили конюшни и копали огород, резали кур, покоряли Альпы, готовили и убирались, занимались физкультурой и все такое.

– И ты это ненавидела? – догадался Фред.