Красная машина. Юниор 3

— Нет, не падал. — Я от его реакции немного растерялся.

— Странно… А похоже, будто несколько раз. Я давай сейчас сделаю вид, что ты меня ни о чем таком не спрашивал. Хорошо? А как на игру приедем, так и поговорим. Откуда в твоей башке, мне интересно, такая херь появилась.

Я почувствовал, как внутри, будто тяжёлая бетонная плита упала и разбилась.

— Конечно, бать! Буду ждать вас. Давай тогда, а то я из кабинета воспитателя звоню.

В этот момент как раз вошел сам Алексей Алексеевич. Он с порога сразу зыркнул на меня недовольным взглядом и ткнул пальцем в настенные часы. Но мне, в принципе, в данный момент было плевать на его недовольство. Я чувствовал себя подозрительно счастливым.

Глава 14

— Жестче встречайте! Где нападающий? Чего так глубоко сели! Бегаете трусцой! Взбодрить вас?!

Тренер команды юниоров от Степана Аркадьевича отличался весьма заметно. Он был более резкий. По-взрослому резкий. Даже, наверное, грубый.

Оно, конечно, и Степан Аркадьевич далеко не мать родная. От него звездюлей больше прилетает, чем похвалы. Но, видимо, сказывается все равно тот факт, что в его команде пацаны помладше. Поэтому даже ругал он сдержано. Зато каждое слово имело вес. Так припечатать может, сразу детская травма образовывается. Правда, тут же рассасывается сама собой. Это в моем будущем все нежные, ранимые. Слова какие-то дурацкие. Абьюз… Родители-абьюзеры… Гиперопека. Херь полная. Здесь подобной чуши еще не существует.

Здесь если и есть какие травмы, так только на льду, когда ты удар соперника словишь. Если и есть абьюз, то только когда тебя о борт с размаху долбанут. А уж представить, будто я, к примеру, бате завернул бы про гиперопеку или детские психологические травмы… Он бы из меня эту дурь на раз выбил. Причём, вовсе не в переносном смысле. Чтоб я на задницу дня три сесть не мог. Сразу бы всякая ерунда из головы выветрилась. Сложно думать об абьюзе, когда жрать и даже спать гораздо удобнее стоя, по причине конкретных следов от армейского ремня на мягкой части тела. И что интересно, подростки сейчас, в 1987 все нормальные. С башкой дружат. Никакой дичи не творят. Соответственно, поведение тренера принимается, как само собой разумеющийся факт. Орет — значит за дело. Никому в голову не придет явится домой и жаловаться маме с папой.

Поэтому тренер не стеснялся практически совсем. Ну, только что без матерных выражений. Хотя, они где-то все равно ощущались. Такое чувство, будто вот-вот выскочат на свободу.

Я был, кстати, подозрительно спокоен. Даже при том, что впервые играл с юниорами в серьезном матче. Волнение имелось только в предыдущую ночь. Ворочался в постели, думал, как все пройдёт? А еще думал, что дальше? Впервые за все это время я вдруг реально осознал данную мысль — а что дальше? Не в плане хоккея или чего-то еще. Вообще.

Я всю жизнь проживу Славиком? Впереди-то еще по идее до хренища лет. Если я изменил ситуацию, которая стала причиной ухода брата из спорта, значит, бухать он не должен. Вернее, я не должен. Е-мое… В общем, мы оба не должны. Это, конечно, хорошо. Соответственно, судьба Славика сложится иначе. Он не умрет с обществе непонятных, асоциальных элементов, в один из дней, когда выпьет больше, чем способен выдержать его организм. Я рад. Очень даже рад. Но со мной-то как дальше?

Если честно, в той гонке, которая продолжалась несколько месяцев, я вообще не думал о будущем. А вот в ночь перед важной игрой прямо растаращило меня к подобным размышлениям. Я отчетливо понял, что не хочу провести Славиком еще несколько десятков лет. Точно не хочу. Вот только варианты какие? Это же не на отдых съездить. Обратный билет в свою жизнь не закажешь. Я, может, вообще там, в будущем, кони двинул. А что? Вполне может быть. Потому и оказался в теле брата. Как там говорят? Типа, отдать долг, исправить содеянное, а потом благополучно отчалить в мир иной. И вот эти мысли об «ином мире» загнали меня в крайне озадаченное состояние. Начал на полном серьёзе думать, не появится ли скоро передо мной белый коридор с поющими голосами и светом в самом конце.

Потом вообще начал представлять, а вдруг это произойдёт в крайне неподходящий момент. Например, во время игры за чемпионский титул. Вот это, конечно, будет номер!

Короче, вместо того, чтоб спокойно выспаться, промаялся я всю ночь, как дурак. Честное слово. По итогу в голову полезла наилютейшая дичь, из-за которой пришлось даже выбраться из постели, чтоб совсем крыша не поехала.

— Ты чего, Белов? — Лапин оторвал голову от подушки и уставился на меня сонным взглядом. — Решил сбежать? Зассал завтрашней игры? Ты там хоть конфеты в тумбочке забери. Вовану мать привезла, а нам сейчас этого нельзя. Степан Аркадьевич потом голову оторвет.

Серега хохотнул над своей шуткой. Естественно, все пацаны знали о предстоящей игре и о моем в ней участии. Соперником выступало «Динамо»-Москва и это далеко не самый простой вариант. Правда, надо отметить, несмотря на подначки, которые закономерно начались со стороны товарищей, но иначе и быть не могло, они искренне за меня радовались.

— Спи… Я… Я в толчок…