Красная надпись на белой стене

— О, боги! Боюсь, что да, — драматическим голосом ответил Кир, и бесконечная грусть разлилась по лицу царя.

— Но ведь уже прошло изрядно времени с того дня, как ты поместил Рудабе в своем дворце. Видя твое восхищение ею, она вполне могла забыть прежние незрелые чувства к Валтасару и полюбить тебя!

— Не замечаю признаков, — глухо, почти надрывно, произнес Кир, — я надеюсь… Мечты, чаяния…

— Всем сердцем я с тобою. Да исполняться твои желания, великий Кир!

— Ты глубокий, чувствительный человек, хоть и иудей!

— Благодарю, тебя, Кир. Твои слова — мне в помощь.

— Я не все открыл тебе, но на сегодня довольно. Обещаю быть полезным.

— Желаю дней радости сердцу твоему, империи твоей желаю золотого века!

* * *

Вернувшись в свое временное жилище, Акива не застал дома Асафа. “Хозяин ушел по делам”, — отрапортовала няня. “Новое платье готово?” — спросил Акива. “Шью!” — последовал бодрый ответ.

Девочки радостно выбежали навстречу постояльцу. Ниппурский сыщик погладил по голове Рину, нежно ущипнул за щеку Пнину и скрылся в тишине своей комнаты на предмет деловых размышлений.

“Итак, не вызывает ни малейшего сомнения, — сказал себе Акива, — что Рудабе отвечала и поныне отвечает взаимностью на любовь Валтасара. Уж если пресыщенный женской лаской Кир страдает от ревности, стало быть, нежные чувства Рудабе к Валтасару, сопернику Кира — это очевидный факт. Причем, и это вполне возможно, сей факт может иметь интересные для нашего с Даниэлем дела последствия!”

“Чем чревато заточение любящей Рудабе в карантинном отделении гарема? Девица должна вожделеть освобождения — это раз, и соединения с Валтасаром — это два! Не исключено, что влюбленная дева могла решиться на некую безумную авантюру. Но на какую? А что придумал хитроумный Кир? Вот эти орешки мне и предстоит колоть!”

“Два монарха влюблены в одну красавицу. Трудно ожидать открытого единоборства витязей за сердце возлюбленной. Скорее уж случится большая война меж двумя империями. Не потому ли Даниэль узрел в надписи на стене угрозу покорения Вавилона персами?”.

“Положим, единоборство исключено. Война — дело не скорое, времени на ее подготовку требуется больше, чем на завоевание женской любви. Что остается? Кир вполне мог замыслить уничтожение соперника под видом специальной полувоенной операции. Наверняка персидский монарх желал скорой смерти монарху вавилонскому! Однако, всё это пока лишь мои предположения. Буду проверять”.

“Как хорошо, что я сумел расположить к себе царя Персии! Я так понравился этому самодовольному венценосцу, что он готов продолжать откровенничать со мной. Как я умело обхожусь с людьми, однако! Снова навещу Кира. И пора бы обсудить наши общие с Даниэлем дела”.

VII

Дарий не торопил Даниэля и Акиву с расследованием. Порой, терпеливостью добьешься больше, чем строгостью. К тому же торопящийся рискует показаться некомпетентным. Не исключено также, что исполняющий обязанности царя просто-напросто забыл о поставленной подданным задаче.

Повестка дня великой империи изобилует бесчисленными тактическими головоломками, нуждающимися в оперативных ответах. Кроме того, необходима постоянная корректировка с привязкой к актуальности предначертаний государственной стратегии. График работы верховного руководителя империи уплотнен до наивысшего предела и тщательно расписан. Поэтому забыть какое-либо дело, пусть даже оно первостепенной важности — объяснимо, простительно, а то и полезно.

Терпение — редкий зверь, не в каждом лесу водится. Дарий был наделен умением ждать. Его практичная и всепонимающая политика терпела медленность, ибо не терпела спешки задача детективов. Расследование требовало упорства и основательности. “Не прекратим исканья!” — подмигнув Акиве, сказал Даниэль. “Отделались от суеты!” — добавил Акива, вспомнив свой горячечный труд в Ниппуре.

* * *

Сотворив ежедневную молитву и высказав ежедневные наставительные замечания жене Авишаг, пророк вышел в сад, присмотрел себе затененное место под деревом и растянулся на траве, дабы поразмыслить о ходе расследования.

“На сегодняшний день в моем активе две неподтвержденных догадки, — рассуждал Даниэль, — во-первых, я предположил, что надпись на стене сделана рукою ангела по указанию Господа. Во-вторых, я выстроил логичную версию о причине, побудившей Валтасара пить из храмовых кубков — якобы царь запутался в расчете времени пленения иудеев”.

“В том, что касается Божественного происхождения надписи, я чрезвычайно удовлетворен поддержкой Шадраха. Но, как я уже говорил сам себе, необходимо удостовериться в правильности сего предположения. Подлинный дознаватель не оставляет на произвол фактов даже самую блестящую догадку. Готовься, ангел на небесах: тебя ожидает откровенная беседа со мной!”

“Следующий мой шаг — проверить, действительно ли Валтасар, зная о решении Всевышнего установить срок пленения нашего народа в семьдесят лет, ошибся в расчете. Как это выяснить? Разумеется, лучше всего задать вопрос хитроумному Шадраху. Он истинный мудрец, коли принял мою гипотезу небесной причины появления красных строк на белой стене”.