Красная нить несудьбы (СИ)

— Моя мама разрешает мне не ночевать дома с шестнадцати, — холодно сказала я.

— А я бы не разрешал. Это не самый безопасный город.

— Он туристический.

— Вот именно.

— Ну вот раз понимаешь, то отпусти меня. Мало какой сброд тут. Ты должен заботиться о моей безопасности.

— Я и забочусь, — воспользовался случаем, чтобы обнять меня Пол, — Я защищу тебя, если что.

— Мне нужно домой, — с металлическими нотками в голосе повторила я, — Как ты не понимаешь? Срочно нужно.

— Хотя бы скажи, в чём дело.

— Отпусти меня.

— Не отпущу, пока не скажешь, — Пол нахмурился. Кажется, я впервые видела его таким серьёзным, — Я имею право знать, почему ты прерываешь свидание.

— Если ты не знал, то о свидании заранее договариваются, — процедила я, — А мы не договаривались. И я бы не согласилась.

— Нет, это свидание, — отрезал Пол, — И нам было хорошо, пока тебе не приспичило свалить. И теперь я хочу знать, почему.

Я вздохнула. Понятно, с этим спорить бесполезно.

— Сестра возвращается из Израиля.

— И? — изогнул бровь Пол, — Твоя мама не может сама её встретить?

— Она возвращается после полуторагодовалого лечения.

— Ой…

Пол сконфузился и отпустил меня. Этого хватило, чтобы я пулей бросилась в сторону выхода, расталкивая окружающих.

Я бежала по песку, освещаемая фонарями, прожекторами и звёздами. А потом я бежала по нагретому асфальту, и в лицо мне дул ветер, приносящий с собой запах рыбы, соли и пыли. Кто-то пел «меланхоличного человека». Я подняла голову. Гитарист сидел на крыше трёхэтажного здания, болтая ногами. Мы встретились взглядами, и мне захотелось заплакать.

Но нужно думать о том, как побыстрее добраться до аэропорта. Пожалев, что не смогу дослушать песню, и тут же устыдившись этого, я побежала ещё быстрее. На улицах было пусто, город окутала тишина. Почти все были на фестивале. И только печальные одиночки сидели в своих полутёмных квартирах и смотрели на звёзды. Или спали. Эхом разносилась песня про печального человека.

Аэропорт был не так уж далеко. Но бежать пришлось прилично. На полпути меня догнала машина с родителями.

— И нафиг? — высунулась из окошка мать, — Могла бы к нам прибежать.

Я вздохнула. Машина остановилась, и я села на заднее сиденье. В колонках играл джаз. Мы гнали к аэропорту на приличной скорости.

Вот, она идёт, в платочке, тёмных очках и длинном бесформенном платье, её вещи тащит наш дядя, весь загорелый и увешенный сувенирами. Мы не выдерживаем и кидаемся обнимать Лили.

— Я же говорила, ты выкарабкаешься, — сказала я, — Видишь, как хорошо? Ты победила рак! Ты показала ему, кто тут главный!

— Но какой ценой? — сдавленным голосом спросила Лили и сняла очки.

Нарисованные брови. А вот отсутствующие ресницы ей скрыть не удалось.

— Отрастут, — беззаботно ответила мать, — А пока можешь носить очки.

— А я не хочу носить очки! — вдруг закричала Лили и бросила их на землю.

Я успела их поймать.

— Не срывайся на очках, они не виноваты, — миролюбиво сказала я, надевая их.

— Я тоже не виновата! — парировала Лили, — Какого чёрта я должна стыдится последствий болезни?! Нет, я не буду носить ни очков, ни платка, и брови рисовать тоже не буду! И шрамы я закрывать не буду! Это будет мой вызов миру!

Она сорвалась на плач. Я обняла её.

— Всё хорошо, Лили, — сказала я, — Никто не говорит, что ты должна стыдиться этого.

— Я имела ввиду, что лучше тебе пока скрывать всё это, чтобы избежать ненужных взглядов и вопросов, — мягко сказала мать, — Тебе же будет не комфортно от этого. Тебе даже от взглядов врачей было не комфортно.

— Пойдём, поедим, — сказала я, — Готова поспорить, ты давно нормально не ела.

— Мне придётся ещё долго соблюдать диету, — упавшим голосом сообщила Лили и протянула нам бумажку.

Мы принялись изучать её. Диета была действительно очень строгая.

— Ничего, у Клары примерно такая же, — сказала я.

Мы всей семьёй сели в машину и поехали обратно. И я была счастлива: наконец-то мы все в сборе. И Лили живая, а это самое главное.

Когда мы вернулись домой, Лили первым делом побежала в свою старую комнату. С тех пор, как она уехала, мы её не трогали. Оставили такой, какой есть, даже бардак не стали убирать.

— Как странно, — тихо сказала она, — Как будто время остановилось.

Она подошла к своей кровати и легла. Я легла рядом с ней.

— Помнишь, как я бегала к тебе ночью, когда мне снились кошмары? — спросила я.

— Это было странно, — невесело усмехнулась Лили, — Я же младше. Это я должна была к тебе бегать.

Я достала коробку с журналами из-под кровати.

— Помнишь свой тайник? — спросила я, доставая Playgirl, — Ты его так старательно прятала от родителей.

— Я его читала только из-за сплетен, — задумчиво сказала Лили, — А вот ты любила пугать меня полуобнаженными мужиками.

— Ты так смешно краснела, — хихикнула я, — А Рэя помнишь?

— О да. Мы вдвоём по нему сохли, — фыркнула Лили, — Как он сейчас?

— Сегодня был фестиваль, и он со своими «тюленями» на нём выступал, — охотно поделилась я, — и прямо посреди выступления сделал предложение Кейт.

— Кейт? — охренела Лили, — Да они же спорили столько, сколько я помню своё знакомство с ними.

— Ну вот, добранились до свадьбы.