Красная нить несудьбы (СИ)

— Ничего себе, сколько я пропустила, — поникла Лили, — На полтора года выпала из жизни. Даже больше. На два.

— Ничего. Вклинишься.

— Знаешь, в больнице был такой добрый персонал. И в санатории тоже. От этого я сильнее чувствовала своё одиночество.

— Да ладно тебе… У тебя есть мы.

— У меня даже друзей нет. Кому я такая нужна?

— Что ты такое говоришь? Не парься насчет волос, они отрастут.

— А шрамы?!

— Да пофиг тут всем на шрамы. На пляже и не такие тётки попадаются, и ничего.

— Я и раньше не блистала внешностью, а теперь совсем уродка.

— Не говори ерунды.

— Мне от родителей все недостатки достались. А вот достоинства нет.

— Бред.

— А теперь я лысая, тощая, со шрамами, почти инвалид, и к тому же нахожусь в зависимости от лекарств. Я даже такос поесть не могу!

— Клара тоже не может.

— Она есть никогда и не любила. А я вот люблю!

— Я могу тебе готовить суп с плавленным сыром. А ещё пюре.

— Я…

— Толченую картошечку со сметаной.

— Молодую картошечку в маслице, с зеленью.

— Нельзя.

— Окей. Морковку. Брокколи. Ты же это любишь? Салатик с огурцами и помидорами.

— Ладно.

— А вообще, давай прямо сейчас пойдём и купим тебе какой-нибудь крутой парик!

— А давай!

Мы с Лили мигом вскочили с кровати и вышли на улицу. Пока мы шли к магазину, сестра жадно ловила каждое впечатление, каждый звук и дуновение ветерка, каждое окно и покатую крышу. Издалека доносилась песня того же гитариста, который пел «печального человека», только теперь это была другая песня.

Никто не знает, какого это —

Быть плохим человеком,

Быть грустным человеком,

Пряча всё за голубыми глазами.

— Грэг? — хрипло спросила Лили, пятясь назад.

Теперь я поняла, отчего голос мне показался таким знакомым. Грэг дразнил её в средней школе. Да уж, наверное, эта песня очень ему подходила. Интересно, он поумнел с тех пор? Впрочем, это было неважно, потому что Лили его до сих пор боится. Укоряемая совестью, я слушала песню, завороженная. И невольно начала подпевать.

— Ты чего? — дёрнула меня за рукав Лили, — Он же козёл! Пойдём отсюда!

Я не отвечала. По щеке скатилась слеза, и я с удивлением её смахнула, стараясь действовать незаметно.

Закончив петь, Грэк спрыгнул с крыши.

— Хоть бы что-нибудь сломал, — процедила Лили.

— Спокойно, — сказала я.

Он подошел к нам, пряча гитару в чехол. Улыбнулся. Знакомая похабная ухмылка. Только эта была с ямочками.

— О, Лили? — он жадно на неё посмотрел, — Чего пропала надолго? Ага, понятно, ты ушла в буддисткий монастырь.

Я удержала Лили, чтобы она ему не врезала.

— У неё был рак, — холодно сказала я, — И она лечилась в Израиле.

Не дожидаясь его ответа, мы развернулись и ушли.

— Но мои мечты — они не пустота, — пропела я.

— Как, кажется, моя совесть, — подхватила Лили.

У меня были часы, наполненные лишь одиночеством.

Моя любовь — это месть,

Которая никогда не успокоится.

— Такую красивую песню испортил, — вздохнула Лили.

— Помнишь, как мы её пели? — спросила я, — Она была твоей любимой.

— Причем именно оригинал, — кивнула Лили, — Я даже пыталась сыграть её на гитаре.

И вот, мы увидели магазин с париками. Там были не только парики, но и одежда и аксессуары. Мы кинулись набирать всё, что попадётся под руку и примерять. Я недавно получила зарплату, так что гуляем!

В конце концов выбор Лили остановился на платье-халате и радужном афро-парике.

— Ты что, собираешься это носить? — ахнула я, тыкнув на парик.

— Раз уж всё равно буду привлекать внимание, — пожала плечами Лили.

А у меня была дилемма между платьем в горошек и кремовым платьем с плиссированной юбкой. В конце концов я выбрала второе. И ремешок к нему. Из магазина мы вышли довольные.

— А фестиваль всё ещё идет? — спросила Лили.

— Конечно, — удивилась я, — Он же до рассвета был всегда.

— Тогда гуляем! — воскликнула Лили.

— Вот, теперь я узнаю свою сестру! — вскричала я.

Мы засмеялись и побежали к пляжу. Её лицо озарилось светом, в глазах, кажущихся на осунувшемся лице огромными, отражались фонари. До нас доносилась очередная популярная песня, крики толпы и подначивания ведущего.

— О да, наконец-то я чувствую себя живой, — сказала Лили, вклинившись в толпу перед сценой, — Расступитесь, сосунки, Большая Лысая Мамочка идёт!

— Как-как ты сказала? — заржала я.

— А че, нет, что ли? — фыркнула Лили.

Песня закончилась.

— На сцену приглашается «Лунный плащ»! — объявил ведущий.

Толпа оживленно зашепталась. Вышел… Грэг с какой-то девушкой, несущей барабаны. Лили нахмурилась. Он поймал её взгляд, кинутый исподлобья, и подмигнул.

— Нет, он ещё и издевается! — возмутилась Лили, — Прицепился, как банный лист! Ненавижу! Лизи, пойдём отсюда, давай лучше купим что-нибудь.

Мы подошли к киоскам. Там продавали коктейли, сладости, варёную кукурузу и сладкую вату. А ещё сувениры, аксессуары и шляпки. И именные футболки. Я купила Лили венок, а себе сладкую вату. А потом мы пошли в кабинку для фото и проторчали там минут двадцать, корча рожи и цепляя на себя усы и смешные очки с накладными носами. Лили надела парик, а я спрятала её платок в сумку.

Вышли оттуда довольные и с порцией новых фото.

— Жаль, что мне нормально потанцевать нельзя, — вздохнула Лили.