Красная ночь

— Все началось внезапно. На маму словно обрушился склероз, она стала забывать, где была и что делала, теряла деньги, не вовремя давала лекарство больным. А однажды… — Илона запнулась. — А однажды папа застал ее в постели с чужим мужчиной. Он не вынес этого, забрал нас и ушел жить к своей матери, а на следующий день попросил перевода и подал на развод. Когда мама пришла в себя (после потери памяти она приходила в себя) и услышала из уст отца такое обвинение, она начала кричать, что это неправда, она не могла такого сделать, что отец специально все придумал, чтобы получить развод: дескать, это у него есть другая и он хочет отделаться от первой жены. Надо сказать, мама была очень убедительной: ее уверения в невиновности и возмущение выглядели довольно правдоподобно. Мы с братом знали: она никогда не лгала, просто не умела лгать, и происходящее повергало нас в недоумение. Однако папа, видимо, ни в чем не сомневался: он настаивал на разводе и на том, что после всего заберет нас с собой. Естественно, мама не хотела слышать и этого, каждый день приходя к нам и закатывая истерики. Отец боялся ее непредсказуемого поведения, однако произошло непредвиденное: в зале суда мама вела себя тише воды и сказала, что, мол, считает решение папы забрать нас с собой верным, на чем и остановились. Мама осталась в старой квартире, а мы уехали в Москву. Нам с братом не хотелось покидать родной город, тем более что я училась на втором курсе института, а он заканчивал школу. Но пришлось, как говорится, сорваться с места, — женщина вздохнула. — Разумеется, мы навещали маму, приезжая в Приреченск каждое лето на несколько дней: на большее нас не хватало. Ей становилось все хуже и хуже: память отказывала все чаще. Конечно, с работы ее уволили. Такая болезнь просто непозволительна для медсестры.

— Как же она жила в одиночестве? — спросила Катя, которую этот рассказ постепенно захватил.

— Она не жила в одиночестве, — ответила Вахрушева. — За ней ухаживали. Но это отдельная история. Когда мама работала в госпитале старшей сестрой хирургического отделения, пришла молодая медсестра, только из училища, по имени Дина Панько. Будучи очень доброй и отзывчивой, мама взяла девушку под свою опеку. Дина была этому рада. Она привязалась к маме, как к родной, и однажды пригласила ее в гости. Мама не умела отказывать тем, к кому хорошо относилась. Она купила большой торт и пришла. Дина познакомила ее со своей матерью, Надеждой Сергеевной, библиотекарем. Женщины нашли общий язык и продолжили знакомство, постепенно перешедшее в дружбу. Мы жили очень обеспеченно, а Дина — почти в бедности. Понимая, что девушке ее возраста хочется одеться, мама давала ей деньги или приносила подарки. Вскоре Дина вышла замуж, родила двоих детей, но ее жизнь не сложилась: с мужем она развелась. Мама, как крестная обоих малышей, сочла своим долгом заботиться о них. Когда с мамой случилось несчастье, Дина всячески прикрывала ее на работе: напоминала о том, что она должна сделать, иногда делала это за нее. Узнав, что наш отец принял решение уехать, медсестра пришла к нам домой и выразила желание ухаживать за мамой, поселившись с детьми в нашей квартире. Мы, разумеется, не возражали и даже высылали ей деньги. Дина пробовала лечить маму, показывала ее лучшим в городе врачам, однако ей становилось хуже. Просветы памяти становились реже, иногда она не узнавала нас во время всего нашего пребывания. Приехав домой в прошлом году, я опять застала маму в таком состоянии. Пытаясь помочь ей узнать меня, я часто беседовала с ней, пыталась даже водить гулять к речке, ее любимому месту, куда мы часто ходили, когда я была маленькой. Дина прекратила наши прогулки, заявив, что маме нельзя утомляться. Я последовала ее совету. Однажды мы сидели на кухне вдвоем. Из моих глаз покатились слезы: понимаете, нахлынули воспоминания о прежней счастливой жизни, так нелепо прервавшейся. Мама, услышав мои всхлипывания, встала со стула и подошла ко мне, положив руку на мое плечо.

— Не надо, доченька, — сказала она, как в старые добрые времена. — Не плачь, расскажи, в чем дело.

Я оторопела.

— Ты узнала меня?

— Конечно, деточка, — мама улыбнулась. — Ты ведь у меня единственная дочка.

Я прижалась к ее теплому телу. К маме вернулась память! Она стала расспрашивать меня об отце и брате, о нашей жизни в Москве.

— Я хочу к вам, — выслушав мой рассказ, сказала мама. — Увези меня отсюда.

— Тебе здесь плохо?

Мама собиралась что-то ответить, однако замолчала, увидев входящую Дину.

— Как вы мило сидите! — улыбнулась девушка, увидев нас. — Как вы, Наталья Павловна, не устали? Конечно, устали и к тому же не выпили лекарство.

Я заметила, как мама сжалась, словно чего-то испугавшись.

— Вам не сказала, — Дина быстро запихнула маме в рот какую-то таблетку, — и сама забегалась. Ей нужно принимать лекарство каждый час.