Красная пара

– Я рада, – сказала, прощаясь с ним, Ядвига, – что раз в жизни я видела эту потешную сцену, которая напоминает мне Le bourgeois genthillomme[11] Мольера, отряхнула пыль со своих ног, выходя из этого дома и больше в нём, наверное, не буду.

* * *

На следующий день после этого посещения, которое быстрому уму Ядвиги по одной физиономии общества дало прочесть его характер, никакой уже надежды что-то получить для Кароля через влияние этих людей не осталось. Таким образом, она сказала себе, что нужно искать иные средства, иными дорогами стараться его освободить. Одна из наиглавнейших, которую указывал опыт, была преданность русских. В цивилизованных странах самый бедный урядник чувствует своё достоинство и великие обязанности, какие на него налагает общество, которое ему поверяет надзор за порядком и законом, взяточничество там редкое и случайное, когда в России всякая должность оценивается согласно доходу, какой даёт, а первой целью назначенного на неё есть всякими возможными средствами выманить себе денег. Власть, какую имеет урядник, служит ему только для притеснения и торговли ей с подчинёнными, что только с них можно вытянуть. Российский патриотизм никогда до кармана не доходит, карманом не правит ни император, ни совесть, карман – нейтрален, космополитичен, независтлив; никогда русский не откажется от дохода из-за любви к родине. В очень важных делах также нет сомнения, дадут ли подкупить себя, есть только трудность в способе подкупа так, чтобы, согласно русскому выражению, концы упали в воду, и в размера цены. Ибо русский имеет в подкупе некоторый пункт чести, не возьмёт мало, находя, что это бесчестит его ранг, а однажды обязавшись, старается держать слово.

Панна Ядвига, хоть не очень вовлечённая в эти дела, читала всё-таки Кюстина и переводы Герцена, читала горькую правду о России Долгорукого, знала, что деньгами почти всё можно сделать, но при самой сильной охоте пожертвования их, не могла понять ни через кого, ни кому эффективней дать бы их следовало. Она решила, однако же, изучить те тёмные дороги и, хоть с отвращением, использовать способ, который ей казался единственным. Она размышляла только, как это сделать, когда во время вечернего чая слуга дал ей знать, что в сенях ждал солдат Томашек.

– Боже мой, – воскликнула она себе, – есть Провидение, оно мне само его послало, я не привязывала никакого значения к приходу этого человека, теперь ясно вижу, что в этом было предназначение, милость Божья, которая мне даёт инструменты для его освобождения. Однако же нет на свете случайностей, всё так устроено, так, дабы что-то обозначало и для чего-то служило.

Хватаясь за эти мысли, она велела тут же просить солдата в салон, приготовила для него чай, и отправила слугу, чтобы свободней могла с ним поговорить.

Томашек был ещё больше измученный, чем первый раз, жаловался на болезнь, но в то же время признался, что она его избавляла от службы и что использован был только для некоторых услуг в цитадели.

– Значит, ты видишь тех бедных узников, что там заперты? – спросила панна Ядвига.

– Эх, не очень, потому что туда одного не пускают, пока человека не испробуют, а мне они и так не очень верят. Разносится там только еда в корытах или вода. Ну, иногда в какую-нибудь келью пускают, но разговаривать ни с кем не разрешено и нет особо времени к беднягам приглядеться.

Он колебался минутку, а потом, оглядываясь, добавил тише:

– Пригодилось ли это мне, но, когда я туда однажды ходил, я бы поклялся, что видел одного запертого пана, который был тут первый раз и очень вежливо со мной разговаривал. Такой высокий, с тёмными волосами, но бедняга теперь побледнел и погрустнел, а меня, наверное, не увидел.

У Ядвиги сильно забилось сердце, ещё сильнее теперь видела в нём Божье Провидение.

– А! Ты не ошибся, мой дорогой, – сказала она, – это очень достойный и добрый парень. Но ты помнишь, где он сидит, и узнаешь во второй раз?

– О! Уж это, не хвалясь, мне Господь Бог такую дал память, что, увидев раз человека, его всю жизнь буду помнить; и номер знаю, потому что его видел, а идя сюда, я подумал, что бы вам поведать. Мне очень жаль сделалось этого человека, потому что они всех таких молодых или в Сибирь, или в солдаты шлют, а уж эта солдатская доля для деликатного человека, я знаю, чем она есть.

И бедняга вздохнул.

– Только, милостивая пани, – сказал он тише, – не выдайте меня, что я вам говорил, так как они меня, как Бог Богом, по кивку расстреляли бы.

– О! Мой дорогой, – ответила обрадованная Ядвига, – никогда в жизни я никого не предала, а так тебе благодарна за твоё доброе сердце, что, пожалуй, признаться в этом не сумею.

– Если бы вы хотели, чтобы я ему доброе слово отнёс, то оно, может, могло бы к нему дойти так, что никто бы меня не поймал, но письма и иные вещи даже не думайте посылать, человека обыскивают, а, упаси Боже, нашли бы, тогда смерть.

– Однако же я знаю, что туда не раз бумаги доходили.

– Пожалуй, всё-таки очень маленькие, – сказал Томашек, кивая головой.