– Трудно бросить. Даже здесь, в Веллингфорде. Я обычно беру рулон бумажных полотенец, засовываю туда одноразовые тряпочки для протирки пыли и выдыхаю в них дым. А потом по сто раз чищу зубы.
– Для легких вредно.
– Я курю, только когда сильно волнуюсь.
– Например, в квартире убитого?
Лила торопливо кивает.
– Вроде того. У него дома было кое-что, и я не хотела, чтобы этот предмет нашли, – она впивается в меня взглядом. – Труп.
– Труп?
– Один из тех, кого ты… превратил. Я знаю, существуют способы проверить, настоящий амулет или поддельный. Так что полиция или федералы наверняка могут определить и заколдованный предмет. Я волновалась за тебя.
– Почему же ничего не сказала?
– Идиот, я хотела, чтоб ты меня полюбил, – глаза у Лилы так и горят. – Думала сделать для тебя что-нибудь по-настоящему важное. Кассель, я собиралась тебя спасти и тем самым завоевать. Понял теперь? Господи, как это все ужасно.
Я молчу, не понимая, почему же она так разозлилась, а потом до меня доходит: ей стыдно.
– Но благодарность и любовь – разные вещи.
– Мне ли не знать, я сама тебе благодарна и терпеть этого не могу.
– Ты же больше ничего такого для меня не делала? – спрашиваю я сурово. – Брата не убивала, например?
– Нет!
– У тебя были причины.
Я вспоминаю тот разговор на кухне у Даники.
– Я рада, что он мертв, и что с того? Я никому ничего не приказывала, если ты об этом. Это агенты, да? Фэбээровцы тебе сказали, что я убила Филипа?
Вид у меня, наверное, очень нелепый, потому что она смеется.
– Забыл, что мы учимся в одной школе? Всем уже известно, как тебя в наручниках затолкали на заднее сидение черной машины какие-то бугаи в костюмах и темных очках.
– И каковы версии?
– Ходят слухи, что ты крыса. Но никто ни в чем пока не уверен.
Я испускаю жалостливый стон.
– Сам не знаю, чего этим бугаям от меня надо было. Прости, что донимал тебя с сигаретой. Просто я должен был узнать правду.
– Ты пользуешься популярностью. Всем вокруг подавай Касселя.
Я оглядываюсь по сторонам – библиотека осталась позади, а мы уже почти зашли в лесочек за школой. Разворачиваемся и тихо идем назад, поглощенные каждый своими мыслями.
Мне так хочется взять ее за руку, но я сдерживаюсь. Получится нечестно, она ведь не сможет отказать.
Сэм останавливает меня в коридоре перед уроком физики.
– Слыхал? Грег Хармсфорд съехал с катушек и раздолбал собственный ноутбук.
– Когда? За обедом?
– Вчера ночью. В общежитии все проснулись от страшного шума, когда он топил его в раковине. Монитор весь в трещинах – словно он по нему колотил. У парня серьезные проблемы с башкой.
Сэм не выдерживает и заливается смехом. Я ухмыляюсь.
– Он утверждает, что все это натворил во сне. Плагиатор – передрал твою же историю. Все видели, что у него глаза были открыты.
Улыбка сползает с моего лица.
– Так Грег ходил во сне?
– Притворялся.
А что, интересно, делала Лила, пока я разъезжал с ее отцом на черном «кадиллаке»? Я представляю, как она вошла в комнату Хармсфорда (наверняка он сам ее впустил), как медленно сняла перчатку и погладила его по затылку.
Сэм говорит еще что-то.
Но тут, слава богу, звенит звонок, и я убегаю на урок. Йонадаб сегодня рассказывает про инерцию, о том, как трудно бывает остановить механизм, если он уже запущен.
После урока Даника выскакивает из кабинета физики и встает под дверью класса, где только что закончился урок у Сэма. По ее отчаянному выражению все ясно – он все еще с ней не разговаривает.
– Пожалуйста, – умоляет она, прижав к груди учебники, но сосед целеустремленно проходит мимо.
Глаза у Даники красные и заплаканные.
– Все будет хорошо, – утешаю я ее, хотя совсем не уверен в своих словах, просто так принято говорить.
– Наверное, следовало это предвидеть, – вздыхает Даника, убирая с лица фиолетовую косичку. – Мама рассказывала, что многие хотят общаться с мастерами, но мало кто готов вступать в отношения. Я думала, Сэм не такой.
У меня бурчит в желудке – обед-то я пропустил.
– Нет, не думала. Иначе не стала бы врать.
– Но я же оказалась права? – Даника смотрит жалобно, будто хочет, чтоб я ей возразил.
– Не знаю.
Дальше по расписанию лепка. Я выхожу во двор, а Даника почему-то идет следом, хотя ей как раз в центр искусств Роулингса не надо.
– Ты что имел в виду? Почему ты так думаешь про Сэма?
– Может, он злится потому, что ты ему не доверяешь. Может, потому, что не сказала правду в полиции, когда нас заставляли пройти тест. А может, просто обрадовался, что хоть раз он оказался прав, а ты нет. Ну знаешь, чувство собственного превосходства и все такое.
– Но он не такой.
С ближайшей стоянки эвакуатор увозит чью-то машину.
– В смысле не такой, как я?
Даника удивленно открывает рот. Чему она удивляется, интересно? Сама же всегда думает про меня невесть что.
– Я такого не говорила.
– Но ты права. Я бы на его месте обрадовался, даже если бы не захотел этого признавать. Каждый не прочь получить над кем-то чуточку власти, особенно если сам чувствуешь себя слабым и незначительным.
Я вспоминаю, как вел себя Сэм в начале семестра – как будто ему с Даникой никогда не сравниться. Она-то и понятия об этом не имела.