Это же Рамирес отпустила нас на митинг. И именно она, единственная, согласилась спонсировать «Колдунов», поэтому Даника и смогла два года назад открыть свой клуб. Рамирес не заслужила из-за нас неприятностей. Найт перед всем классом является в расстегнутых штанах, но увольняют не его, а ее.
— Не может быть, — хватаю Кортни за плечо. — Почему?
Девушка выворачивается из-под моей руки.
— Лапы убери. Совсем спятил, да?
Надо пойти в кабинет музыки. Выхожу на улицу и вижу, как на учительской парковке Рамирес запихивает в багажник картонную коробку с вещами. Рядом стоит миссис Картер с ящиком под мышкой.
Рамирес оглядывается на меня, а потом захлопывает багажник с такой решимостью, что я понимаю — все кончено, и иду прочь.
Все знают, «уволилась» — просто вежливая формулировка, если называть вещи своими именами, получится «уволили».
Поход в кино вместе с Лилой кажется чем- то совершенно невозможным. И ее, и мои родители еще в начале года подписали нужные б-маги у секретаря — поэтому мы можем спокойно уезжать с кампуса домой в пятницу вечером.
Надо только взять машину и добраться до кинотеатра, где уже ждут Даника и Сэм.
Лилины длинные серебряные серьги похожи на два крохотных кинжала, белое платье чуть задирается, когда она садится на переднее сиденье. Стараюсь не обращать внимания. Вернее, даже так — стараюсь не таращиться, ведь иначе я просто-напросто разгрохаю машину и угроблю нас обоих.
— Так вот, значит, как развлекаются детишки в Уоллингфорде по пятницам?
— Да брось, — смеюсь я в ответ. — Тебя не было всего три года, ты же не из далекого прошлого вернулась — прекрасно знаешь, как ходят на свидания.
Девушка шлепает меня по руке довольно сильно, и я улыбаюсь.
— Да нет, я серьезно. Все так чинно, правильно. Словно мы с тобой потом пойдем прогуливаться под ручку по парку или ты мне подаришь цветы.
— А как в твоей старой школе было? Прямо сразу римские оргии?
Интересно, а она встречалась со своими друзьями из той новомодной школы на Манхэттене? Я их хорошо помню, с ее четырнадцатого дня рождения — так и светились самодовольством. Богатенькие детишки мастеров, весь мир у их ног.
— Мы часто устраивали вечеринки. Люди просто тусовались друг с другом. Никто особо не выделялся. — Она пожимает плечами и смотрит на меня, полуприкрыв веки. — Не печалься. Ваши скромные обычаи меня забавляют.
— Благодарю за это небо, — в притворном облегчении прижимаю руку к груди.
Сэм и Даника спорят возле лотка со сладостями: что хуже — красная лакрица или черная. У соседа огромное бумажное ведерко с попкорном.
— А ты чего-нибудь хочешь? — спрашиваю я Лилу.
— Так ты еще и угощать меня собрался? — Она в восторге от происходящего.
Сэм смеется, и я бросаю на него самый устрашающий взгляд, на какой способен.
— Вишневый сироп, — выпаливает девушка, будто испугалась, что слишком далеко зашла со своими подколками.
Покупаем сироп. Продавец насыпает в стаканы ледяную крошку, и она мигом становится красной. Лила склоняет голову к моему плечу и тихо говорит, уткнувшись мне в рукав:
— Прости, я ужасно себя веду. На самом деле, я страшно волнуюсь.
— Мы же вроде обо всем договорились: мне нравится, когда ты ужасно себя ведешь, — так же тихо отвечаю я, забирая сироп.
Ее улыбающееся лицо сияет ярче уличных фонарей.
Показываем билеты и заходим в кинотеатр, фильм только начался. В зале мало народу, так что можно с комфортом усесться на последних рядах.
Словно по некой молчаливой договоренности мы не упоминаем вчерашние события — ни митинг, ни арест. Прохладный кинозал кажется таким настоящим и взаправдашним, а все остальное, наоборот, далеким и нереальным.
«Вторжение гигантских пауков» — просто отличнейший фильм. Сэм не затыкается весь сеанс: объясняет, как изготавливали специальных кукол-марионеток и из чего сделана паутина. Никак не могу разобраться в сюжете — ясно одно: гигантских пауков подпитывает неведомая сила из далекого космоса. В конце ученые торжествуют, а пауки дохнут.
Даже Даника вовсю развлекается.
После фильма отправляемся ужинать. Лакомимся многослойными бутербродами и жареной картошкой, запивая все это ведрами черного кофе. Сэм показывает, как при помощи кетчупа, сахара и острого соуса приготовить вполне сносную кровь. Официантка не разделяет наших восторгов.
Лила просит высадить ее около железнодорожной станции, но я отвожу ее на Манхэттен. Машина останавливается возле дома Захарова на Парк-авеню, вокруг горят фонари, и Лила наклоняется поцеловать меня на прощанье.
Губы и язык у нее все еще в вишневом сиропе.
ГЛАВА 10
Ночую в старой комнате, в нашем помоечном доме. Ворочаюсь на кровати, стараясь не думать о мертвом парне в морозильнике. Он всего-то двумя этажами ниже. Представляю, как Янссен смотрит остекленевшими глазами в потолок, как молчаливо молит: «Пожалуйста, найдите меня».
Что бы Генри при жизни ни натворил, такой могилы он не заслуживает. И одному Богу известно, чего я заслуживаю за подобные дела.