– Очень мило, только не вижу, как это поможет мне расплатиться за разгромленный этаж «Бон-Марше». Или хотя бы за фонарные столбы.
– Ты, главное, не заводись и во всем подыгрывай мне. Вот увидишь, они еще сами нам заплатят.
Тем временем неподалеку от них мистер Гринберг вел переговоры с О’Фарреллом:
– Судья, из того, что я выяснил, мне кажется, что Министерству космоса следует от этого дела устраниться.
– Не понял, сэр. Как это – устраниться?
– Сейчас объясню. Я хотел бы отложить слушание на двадцать четыре часа, пока Министерство не подтвердит мои выводы. Тогда я смогу с вами распрощаться и оставить это дело на рассмотрение местных властей. То есть – на ваше.
– Мне не нравятся такие отсрочки в последнюю минуту, мистер уполномоченный, – поджал губы судья О’Фаррелл. – Я всегда считал, что нечестно сначала заставить занятых людей пренебречь семьей и работой, собрать их в суде, а потом заявить: зайдите, пожалуйста, завтра. Как-то несправедливо.
– Тоже верно. – Гринберг нахмурился. – Дайте подумать, может, что-нибудь и придумаем. После разговора со Стюартом-младшим я окончательно убедился, что данный случай не требует вмешательства, связанного с ксенополитикой Федерации. Пусть даже мы имеем дело с ВЗС, что дает законный повод для такого вмешательства в случае необходимости. Несмотря на то что наше Министерство наделено властью, эту власть мы применяем только в случае необходимости, чтобы избежать проблем с правительствами других планет. На Земле живут сотни тысяч внеземных животных, а также более тридцати тысяч негуманоидных инопланетян, одни на постоянной, другие – на временной основе. И каждый из них имеет, в соответствии с договором, правовой статус человека, хотя на людей они абсолютно не похожи.
Ксенофобия существует, особенно в нашем культурном захолустье… нет-нет, я не имею в виду Вествилл! Человеческая природа такова, что каждый из этих чужаков – потенциальный источник опасности для наших отношений с внеземными мирами.
Гринберг немного помолчал, потом продолжил:
– Вы уж простите, что я повторяю общеизвестные истины, но без них не обойтись. Наше Министерство просто не может бегать и подтирать носы всем этим инопланетянам. Даже тем, у которых действительно есть носы, не может. У нас нет для этого ни лишних людей, ни особого желания. Если кто-то из них попадает в беду, чаще всего достаточно объяснить местным властям про обязательства, взятые Землей по отношению к родной планете этого разнесчастного чужака. Редкий случай, когда Министерство вмешивается напрямую. Ваш случай, на мой взгляд, в число редких не входит. Во-первых, насколько мне удалось понять, наш общий друг Ламмокс не имеет правового статуса человека…
– А вы сомневались?
– Сомнения были. Поэтому я здесь. Но теперь я знаю, хоть он и может немного разговаривать, не могла его раса стать по-настоящему разумной, ей до этого еще расти и расти. Но, несмотря на его ограниченную способность говорить, иные ограничения не позволили бы подобному виду подняться до уровня, который мы могли бы признать как цивилизованный, следовательно он – животное. У него есть только обычные права животных, которые защищают наши высокогуманные законы, поэтому нашего Министерства это дело не касается.
– Понятно. Ну что ж, жестоко обращаться никто с ним не собирается, во всяком случае у меня в суде.
– Разумеется. Но есть еще одна причина, и достаточно веская, чтобы Министерство не вмешивалось. Со времени первого контакта с великой марсианской расой законы, обычай и договоры придали вполне определенный смысл понятию «человек». Предположим теперь, что это существо – человек именно в таком смысле. Конечно, это не так, но предположим.
– Предположим, – согласился судья О’Фаррелл.
– Да, предположим. Но и в этом случае Министерству нет до него дела, потому что… Судья, вы же знаете историю «Следопыта».
– Очень смутно, что-то такое рассказывали в младших классах. Я вообще не знаток истории освоения космоса. С земными-то делами не разобраться…
– Это точно. Так вот, «Следопыт» совершил три полета с переходами в подпространство. Это было время самых первых таких полетов, когда они были такой же авантюрой, как экспедиция Колумба. Они не знали, куда направляются, и имели весьма туманное представление о том, как вернуться назад. Кстати, из третьего похода «Следопыт» так и не вернулся.
– Да-да, что-то такое припоминаю.