Красная площадь

Открылась балконная дверь, и женщина в белой шапочке и переднике вывезла на балкон инвалидную коляску. Поставив на тормоз, она уселась в нее и закурила – хозяйка всего, что можно охватить взглядом.

– Что собираетесь делать? – спросил Аркадий.

Петер распахнул ворота.

– Хочу посмотреть, разве не видите?

Подъездная аллея в свое время была вымощена булыжником и вела к расположенной полукругом колоннаде. Теперь сквозь сорняки просматривались лишь две колеи, а одна из колонн настолько пострадала от чего-то, что вместо нее торчком поставили канализационную трубу. На входной двери они увидели красный крест и надпись: «Ruhig!» – Тихо! Однако дверь была открыта, и сквозь нее проникали звуки радио и запах дезинфекции. У входа никакой регистратуры. Осматривая здание, Петер и Аркадий прошли через вестибюль красного дерева в просторный зал, превращенный в столовую, затем оказались в громадной кухне, разделенной шлакобетонными плитами на кухни меньших размеров с большими, испускающими пар кастрюлями.

Петер попробовал суп.

– Неплохо. В Восточной Германии хороший желтый картофель. Вчера вечером я был в Потсдаме, но заехать сюда не смог.

– Где же вы были?

– В архивах потсдамского муниципалитета. Разыскивал Бориса Бенца, – он опустил черпак и двинулся дальше. – Там недостает многих сведений о нем, – сказал он. – Я постучал на федеральном компьютере и увидел его водительские права, подтверждение проживания в Мюнхене и свидетельство о браке. Видел регистрацию его собственности на частную компанию под названием «Фантази Турз». Что касается данных об условиях труда, страховании и медицинских осмотрах, то с ними все в порядке, потому что работающие в этой фирме раз в месяц – в соответствии с законом – проходят осмотр на предмет венерических заболеваний. Отсутствуют сведения об образовании и послужной список.

– Вы мне говорили, что Бенц родился в Потсдаме и что многие восточногерманские архивы еще не пересылались.

Петер побежал по ступеням.

– Поэтому я сюда и приехал. Но в архивах нет абсолютно ничего о Бенце. Одно дело вставить имя в компьютерное досье – на экране добавляется лишний сигнал. Куда труднее вписать его в старый, педантично составленный список учеников школы. Что касается сведений о работе или военной службе, они в счет не идут, если тебе не нужна работа или заем в банке. Это лишний раз говорит о том, что у Бориса Бенца больше денег, чем данных о его личности… Ага, здесь, должно быть, находилась главная спальня.

Они заглянули в палату с пятью койками, аккуратно заправленными чистыми простынями, и паркетным полом, натертым до блеска. На некоторых койках лежали пациенты с капельницами. На стенах клейкой лентой были прикреплены семейные фотографии и рисунки цветными карандашами. Четыре пожилые женщины в халатах мирно играли в карты. Одна из них подняла глаза.

– Wir haben Besucher! – У нас гости!

Петер одобрительно кивнул каждой обитательнице дома.

– Sehr gut, meine Damen. Schonen Foto. Danke. – Очень хорошо, мои дамы! Прекрасные фотографии. Благодарю вас.

Они сияли от удовольствия, когда он, помахав рукой, удалился.

Другие спальни были превращены в палаты и ванные комнаты с оцинкованными ваннами. Из окна над дверью кабинета тянулся табачный дым. Они поднялись на третий этаж. На потолке лестничной клетки, где когда-то висел канделябр, красовалась свернутая кольцом трубка дневного света.

Петер сказал:

– Я задавал себе вопрос: если Бенц не вырос здесь, откуда он знает о моем деде и о том, что дед делал на войне? Знали только эсэсовцы и русские. Так что есть два возможных ответа: он либо русский, либо немец.

– И кто же он, по-вашему? – спросил Аркадий.

– Немец, – ответил Петер. – Восточный немец. Точнее, Staatssicherheit. «Штази»[8]. Их КГБ. Сорок лет «Штази» готовила легенды для шпионов. Знаете, сколько на них работало народу? Два миллиона. Два миллиона осведомителей! Больше восьмидесяти пяти тысяч офицеров! У «Штази» были служебные здания, жилые дома, свои курорты, миллионные счета в банках. Куда делись все агенты? Куда исчезли деньги? В последние недели перед падением Стены агенты «Штази» лихорадочно меняли документы. Когда народ ворвался в здания Службы госбезопасности, они были пусты, а главные досье испарились. Неделей позже Борис Бенц снял квартиру в Мюнхене. Вот когда он родился.

Третий этаж особняка Шиллеров, где раньше жила прислуга, приспособили под хранилище для лекарств и жилые комнаты для медсестер. На протянутой из угла в угол веревке сушились трусики.

Петер продолжал:

– Куда могли податься «штази»? Если они были важными персонами, то им было уготовано место в тюрьме. Если же мелкими сошками, то с документами «штази» их никто не взял бы на работу. Не могли же все они хлынуть в Бразилию, как это было со второй волной нацистов. России не нужны тысячи германских агентов… А это что?

Узенькую лесенку загораживали ведра. Петер переставил их в сторону, взобрался по ступенькам и нажал на ручку дверцы на потолке. Дверца затрещала и распахнулась, подняв целое облако пыли.