Красная площадь

Федоров ухватился за трубку, Аркадий выпустил ее из рук, и атташе консульства, качнувшись назад, опрокинул еще одно ведро. Аркадий хотел через стол удержать его, но вместо этого смахнул со стола все паспорта. Красные книжечки рассыпались по ковру, попадали в лужи и ведра.

– Вот идиот! – закричал Федоров. Он метался вокруг ведер, выхватывая из воды паспорта, прежде чем те потонут. Аркадий скомканными бланками промокал воду на ковре.

– Без толку, – проворчал Федоров.

– Хочу хоть чем-нибудь помочь.

Федоров вытирал паспорта о рубашку.

– Не надо. Лучше уходите, – его вдруг молнией пронзила мысль. – Стой! – не спуская с Аркадия глаз, он собрал со стола все паспорта. Тяжело дыша, он тщательно дважды пересчитал их и проверил мокрое, но нетронутое содержимое. – Хорошо. Ступайте.

– Извините, – повторил Аркадий.

– Прошу вас, уходите.

– Когда буду уходить, сказать мне внизу о воде?

– Нет, никому не говорите.

Аркадий посмотрел на опрокинутые ведра, на залитый водой ковер.

– Какой стыд! Совсем новый кабинет и…

– Да. Прощайте, Ренко.

Дверь приоткрылась, и в нее заглянула увенчанная головным убором в жемчужных бусинках женщина.

– Геннадий Иванович, дорогой, что вы делаете? Когда мы будем есть?

– Сейчас, – ответил Федоров.

– Мы ничего не ели с самого Минска, – пожаловалась она.

Она решительно переступила порог, за ней последовали в кабинет и другие участницы народного хора. Они заполняли комнату, а Аркадий, протискиваясь между юбками и лентами и избегая шипов роз, двигался в противоположном направлении.

В польском магазине подержанных вещей, что к западу от вокзала, Аркадий разыскал механическую пишущую машинку в потертом пластмассовом футляре с разболтанным механизмом и с шрифтом кириллицей. Он перевернул ее вверх дном. На основании был выведен военный инвентарный номер.

– Красная Армия, – сказал хозяин магазина. – Уезжают из Восточной Германии и что не хотят брать с собой, продают, черт бы их побрал. При малейшей возможности они и танки бы загнали.

– Можно попробовать?

– Валяйте, – хозяин уже направлялся в сторону лучше одетого, более перспективного покупателя.

Аркадий достал из кармана пиджака сложенный лист бумаги и заправил в машинку. Бумага была со стола Федорова. Вверху вытеснено название советского консульства, все честь по чести: с серпом и молотом и золотыми колосьями хлеба. Аркадий подумал было написать по-немецки, но не был уверен, что совладает с витиеватыми готическими буквами. Кроме того, для качества стиля годился только русский.

Он написал:

«Уважаемый господин Шиллер!

Податель сего А.К.Ренко – старший следователь московской прокуратуры. Ренко поручено расследование вопросов, относящихся к предложению о создании совместного предприятия между советскими субъектами и немецкой фирмой «ТрансКом сервисиз», и особенно к заявлениям ее представителя, господина Бориса Бенца. Поскольку деятельность «ТрансКома» и Бенца может отрицательно отразиться на отношениях между советской стороной и банком «Бауэрн-Франкония», я надеюсь, что в наших общих интересах решить этот вопрос как можно скорее и без лишней огласки.

С наилучшими пожеланиями

Г.И.Федоров».

«Ну прямо как у Федорова!» – мысленно восхитился Аркадий последней фразой. Он вытащил лист из машинки и поставил красивую завитушку.

– Значит, работает? – подошел хозяин.

– Потрясающе, не правда ли?! – воскликнул Аркадий.

– Я предложу вам хорошую цену. Отличную цену.

Аркадий отрицательно покачал головой. По правде говоря, его не устроила бы никакая цена.

– У вас много покупателей на русские машинки?

Хозяину оставалось только расхохотаться.

В квартире Бенца по-прежнему не было света. В девять часов Аркадий прекратил слежку. Он рассчитал таким образом, чтобы половина пути приходилась на парки: Энглишер Гартен, Финанцгартен, Хофгартен, Ботанишер Гартен. Вокруг было тихо. Тишину нарушали лишь легкое шуршание в траве да мягкий шелест деревьев. Время от времени Аркадий останавливался в темноте и прислушивался. Ничего подозрительного. Только редкие прохожие да одинокие любители бега трусцой. Он так и не услышал за собой никаких внезапно обрывающихся шагов. Словно, покинув Москву, он ступил за пределы мира. Исчез. Растворился. Кому он здесь был нужен?..