Красная площадь

Томми не мог оторвать глаз от женщин. От одного их соседства он раскраснелся и вспотел, возбужденно разглаживая рубашку на животе, взлохмачивая волосы толстыми пальцами. Аркадий не разделял его настроя. Любовь – это дуновение ветерка в горах, восход солнца, нирвана; секс – это когда валяются в траве и листьях; секс за деньги – это вообще грязь. Но кто он такой, чтобы судить? Столько времени прошло с тех пор, как он знал секс и любовь! Один считает, что секс за деньги – это грубо и притупляет чувства, другой находит его простым и доступным. Разве у этого другого меньше воображения и больше денег?

У каждой нации свой тип лица. От татар наследуют узкие, скошенные кверху глаза. От славян – мягкий овал лица, закругленные брови, небольшой рот и белую как снег кожу. У Ирины же были свои, особенные черты. Глаза у нее были посажены шире и глубже, скорее от византийцев, чем от монголов, взгляд был более открытый и в то же время неуловимый. Лицо не совсем овальное, подбородок не такой тяжелый, губы полнее, более резко очерченные. Странно, в Москве он то и дело слышал ее голос. Здесь – молчание.

Иногда он представлял себе, как они с Ириной жили бы обычной, не такой, как у них сложилась, жизнью. Муж и жена. Жили бы, как все люди, ложились бы спать и просыпались вместе. Возможно, постепенно возненавидели бы друг друга и решили разойтись, но обычным путем, не кромсая жизнь пополам. Без мечты, которая выродилась бы в наваждение…

Подошли та, что в розовом, и ее подружка и попросили шампанского.

– Конечно! – казалось, Томми все устраивало.

Все четверо уселись за столик в углу. Девушку в розовом звали Татьяной, ее подругу в колготках – Мариной. У Татьяны были темные корни волос, собранных в аккуратный светлый «конский хвост», у Марины – черные волосы, прикрывающие синяк на щеке. Томми, играя роль хозяина, представил:

– Мой приятель Аркадий.

– Так и знали, что он русский, – отозвалась Татьяна. – У него романтический вид.

– Бедняки не так уж и романтичны, – ответил Аркадий. – Томми куда романтичнее.

– Можем позабавиться, – предложил Томми.

Аркадий наблюдал, как одна из девушек, не спеша, направлялась на очередной поединок, ведя за собой солдата. Оба скрылись за ширмой из стекляруса, отгораживающей задние комнаты.

– Русские часто бывают? – спросил он.

– Водители грузовиков, – с гримасой ответила Татьяна. – Обычно у нас международная клиентура.

– Мне немцы нравятся, – задумчиво заметила Марина. – Они моются.

– Это важно, – согласился Аркадий.

Татьяна добавила что-то под столом из плоской фляжки в шампанское и щедро плеснула в остальные три бокала. Водка и здесь подрывала моральные устои. Марина наклонилась над своим стаканом и прошептала: «Мольто импортанте».

– Мы знаем итальянский, – сказала Татьяна. – Два года ездили по Италии.

– Работали в балетной труппе «Большой Пикколо», – уточнила Марина.

– Это еще не значит, что она связана с балетом Большого театра, – прыснула Татьяна.

– Но мы действительно танцевали, – Марина выпрямилась, демонстрируя стройную мускулистую шею.

– В маленьких городках. Но сколько солнца, музыки, – вспоминала Татьяна.

– Когда мы уезжали, в Италии было с десяток так называемых русских балетных трупп. Все они копировали нас, – добавила Марина.

– Думаю, мы можем сказать, что прививали любовь к танцу, – сказала Татьяна. Она плеснула Аркадию еще. – У вас и правда нет денег?

– Ее всегда тянет не к тому, – пошутила Марина.

– Спасибо, – сказал Аркадий, обращаясь к обеим. – Я разыскиваю пару своих друзей. Одного зовут Макс. Русский, он одевается лучше меня, знает английский и немецкий.

– Такого не видали, – ответила Татьяна.

– И Борис, – добавил Аркадий.

– Борис имя известное, – сказала Марина.

– Его фамилия что-то вроде Бенца.

– Здесь такая фамилия тоже известна, – сказала Татьяна.

– Как он выглядит? – спросил Аркадий Томми.

– Высокого роста, интересный, дружелюбный.

– По-русски говорит? – спросила Татьяна.

– Не знаю. При мне он говорил только по-немецки, – ответил Томми.

Бенц оставался пока чем-то до того отвлеченным – ничего, кроме фамилии на регистрационной карточке в Москве и на письме в Мюнхене, – что Аркадию служило утешением даже то, что он встретил кого-то, кто видел его во плоти.

– Почему он должен знать русский? – спросил Аркадий.

– У Бориса, которого я имею в виду, западная внешность, – сказала Марина. – Я только хотела сказать, что он очень хорошо говорит по-русски.

– Он немец, – сказала Татьяна.

– Ты же с ним не была в постели.

– Ты тоже.

– С ним была Тима. Она рассказывала.

– Рассказывала? – передразнила чью-то жеманную речь Татьяна.

– Мы с ней подруги.

– Корова. Извини, – добавила Татьяна, увидев, что Марина обиделась. И обратившись к Аркадию, сказала: – Польский хрен, вот кто он.

– Тима здесь?

– Нет, не здесь, но я вам скажу, – ответила Татьяна. – Красная, все четыре колеса ведущие, откликается также, когда называют «Бронко».

– Я знаю, что она имеет в виду, – сказал Томми, жаждущий снова вклиниться в разговор. – Это дальше по дороге. Я отвезу вас.

– Жалко, что у вас нет денег, – сказала Татьяна Аркадию.