Красная площадь

Наступает легкое замешательство — унтер-офицеры разбивают матросов на маленькие группки. Их незаметно теснят, они уже́ повинуются, и, возможно, никогда бы не вспыхнуло на «Потемкине» восстание, если бы не командир — он спас положение, сыграв именно ту роль, какую ему предназначила история, ту роль, к которой его годами подготовляло воспитание, образ жизни, положение в русском обществе, а также и личный темперамент. Без всякого видимого повода он, озверев, приказывает конвою целиться в одну из групп. Старший помощник получает этот приказ и без малейшего раздумья передает его дальше, движимый тем автоматизмом, который ему привили в морском училище. Затем приказ передается одному из офицеров, и тот по всем правилам дает конвою команду. Но тут происходит нечто непредвиденное — и у офицеров и у матросов в первую минуту появляется такое чувство, которое должен испытывать человек, когда курок нажат, а выстрела по неизвестной причине не последовало. Не слышно почему-то стука башмаков по стальной палубе, не слышно щелканья затворов, зато подымается ропот, и ропот этот переходит в крик, повторяемый множеством открытых ртов: «Братья! Братья! Не стреляйте!» Обезумев, ослепнув от ярости, офицер, механически передавший приказ целиться в одну из групп, выхватывает винтовку у конвоира и в упор стреляет в ближайшего к нему матроса. Кто был этот офицер, которого ярость побудила стать орудием судьбы? Некоторые газеты писали, что до этой минуты он слыл мягким, справедливым человеком и матросы даже надеялись, что в один прекрасный день он станет командовать кораблем! Так или иначе, теперь это уже не имело значения. История не оставила ему ни минуты на размышления о своем поступке и о своей судьбе. Среди наступившей суматохи товарищи убитого тут же разоружили офицера. Его ведут на расстрел. Искры восстания разлетаются по всему судну, как фейерверк, управляемый искусным пиротехником. Люди кидаются к складам оружия, выламывают двери. Другие бегут в машинное отделение. Офицеры прыгают в воду, надеясь вплавь достичь эскортирующего их миноносца. Оставшиеся на борту офицеры растерялись и вели себя настолько непонятно, сказал рыжий, что в тогдашних газетах на этот счет появлялись самые противоречивые сообщения.