Красная площадь

Когда вместо чахлых от недостатка солнечного света елей и серого ковра мертвой хвои под ногами вокруг него раскинулась светлая березовая роща, адвокат Кузин остановился, с кряхтением растянулся в высокой траве, снял маску и перчатки, выковырял из-под непромокаемой камуфляжной куртки пачку дорогих сигарет и закурил, лениво пуская дым в голубевшее сквозь кроны берез и сосен безоблачное небо. Его слегка беспокоило то обстоятельство, что Лена может огорчиться, если ей не удастся выполнить свою шутливую угрозу «застрелить» мужа. Впрочем, очки под маску не наденешь, а без очков она видит немногим лучше крота. А значит…

Андрей Ильич поднял крышку пластмассового рожка и выкатил оттуда два перламутрово-оранжевых шарика. Один шарик он раздавил у себя на груди, а другой (с особенным удовольствием) — на плексигласовом забрале лежавшей в траве маски. Совершив таким образом что-то вроде символического самоубийства, адвокат Кузин вытер ладонь о штаны, закурил новую сигарету, устроился поудобнее и стал ждать, когда кончится эта унылая бодяга.

Во всю мощь своих легких проорав: «Начали!» — рыжий инструктор длинно сплюнул в траву и, на ходу вынимая из кармана сигареты, двинулся к своей машине. В это время где-то в той стороне, куда пять минут назад удалились «серые», хлопнул одиночный выстрел. «Развлекаются, уроды, — подумал инструктор, решивший, что кто-то из «серых» захотел опробовать новое для себя оружие, пальнув в дерево, а то и в товарища по команде. — Господи, твоя воля! Всегда одно и то же…»

Впрочем, выстрел был не совсем такой, как из маркера, а точнее, совсем не такой. Пожалуй, это были не «серые», а кто-то из дачников. Перепился по случаю всенародного праздника и пускает петарды. А праздник известный, тот самый, который в России справляют каждый божий день, — двухсотлетие граненого стакана… Эх, народ!.. Говно народ, что и говорить. Какой народ, такое и правительство, а какое правительство, такая и жизнь.

Его потрепанный синий пикап производства Ижевского автомобильного завода стоял немного в стороне от сверкающих разноцветным лаком иномарок клиентов. Задняя дверь кузова была распахнута, рядом на траве красовался расстеленный брезент, а у заднего борта машины лежал на боку черный баллон со сжатым газом. Инструктор подумал, не убрать ли баллон в машину, но решил повременить. Маркеры были уже старые, некоторые потихонечку стравливали газ, и бывало, что в разгар «перестрелки» к нему подходили недовольные клиенты с претензиями: дескать, что такое — шариков еще навалом, а ружье не стреляет? Тогда резервуары их маркеров приходилось заполнять снова, и делать это надо было быстро — разгоряченные азартом потешной перестрелки клиенты спешили, как пилоты «Формулы 1» во время призовой гонки. Клиентов рыжий инструктор глубоко презирал — всех скопом, независимо от пола, возраста и общественного положения, — но они оплачивали его счета, и им приходилось угождать.

Пока он стоял на обочине, дымя сигаретой и разглядывая баллон, позади него зашуршала под чьими-то торопливыми шагами высокая трава. Обернувшись через плечо, инструктор увидел быстро приближающегося к нему человека в зеленом армейском камуфляже и со стволом под мышкой.

— Ну, что случилось? — раздраженно спросил он. — Ты зачем маску снял? Я же предупреждал…

Он замолчал, только теперь разглядев, что предмет, поначалу принятый им за пневматический маркер для игры в пейнтбол, на деле является укороченным автоматом Калашникова, какими пользуются милиционеры и танкисты. Да и физиономию человека в камуфляже он, пожалуй, видел впервые в жизни. Какой-нибудь одичавший мент? Охранник дачного кооператива? Хорош охранничек, с таким-то стволом… Учения, что ли, тут проводят? Так ведь без погон и, главное, в резиновых, мать его, сапогах…

Все эти бесполезные мысли вихрем пронеслись через сознание инструктора, а в следующее мгновение Иван Алексеевич Твердохлебов коротко, без замаха, ткнул его кулаком в подбородок. Забросив безвольно обмякшее тело в джинсах и белой футболке в открытый кузов пикапа, майор запрыгнул следом и прикрыл за собой дверь.