Красная пыль

– Забери меня, я не могу… не могу, пожалуйста…

– Не понял?! У тебя есть все шансы стать Госпожой Орингер, а ты… мозгов с орешек! Будь поласковей, постарайся! Я тебя учить должен?! Хватит ныть! Уйди с глаз долой!

Холодная вода. Захлестывающие волны. На языке соль и сладкий привкус дурманящего пойла островного пирата. Буря, шторм, злой океан почему-то с прожилками вкрадчивого черного существа, оплетающего томным свистом и воронкой из стрекоз. Вдохнуть воду. Отдаться стихии. Забыться. Все забыть. Раз, два… три. Нет. Не сегодня.

Теплая ладонь под подбородком:

– Подними голову! Ти-хо! Выпрямись, прогнись! Дыши!

Иллеон. Мощные плечи. Сильные руки. Отступающий океан. Берег. Спасение. Ярко-синие глаза. Широкая, щедрая улыбка.

Неловкий поцелуй. Свистящий в ушах ветер. Красный. Тишина. Сердечник. Мягкий, багряный свитер. Алые тюки аварийных парусов. Снова поцелуй. Еще один, и еще. Нежность. Легкие прикосновения. Сумасшедшее, очень непривычное желание не отпускать его, опутать, пленить, присвоить…

– Лео… Ты останешься?

– Пф-ф-ф, ну вот еще! Я тут буду стараться, выкладываться на все сто, а утром ты ни сном, ни духом?! Спи, давай. Потом поговорим. Кстати, этот свитер оставь себе, он очень… ах, да, точно! Утром, все утром. Спи, фарфоровая девочка… моя фарфоровая девочка.

Нет. Не сегодня, не сейчас…

Ракуна глубоко вздохнула, открыла глаза и усмехнулась: «Нежданчик прорезался», – воспоминания о попойке у Лангера плотно переплелись в ее голове с равнодушным отказом отца и нападением черного, жадного монстра, но Уне было совсем не страшно.

Было тепло и немного тесно. Узкие полоски-бойницы на потолке густо синели. По стенам метались лазурные всполохи – Красный укрылся от всех невзгод на дне самого глубокого из синих озер, затаился.

Уна погладила упругую стенку, чувствуя, как она чуть дрогнула у нее под ладонью, повернулась и тут же подскочила, пытаясь отпрянуть, отодвинуться – прикорнувший на минутку Лео лежал совсем близко к ней, почти касаясь плеча. Молодой Экгер от ее трепыханий немедленно проснулся и зашумел:

– Ох, все-таки вырубился! Блин, ждал, ждал, когда ты очнешься и… Иди ко мне, иди, скорее! Прости меня, прости, пожалуйста! Это я во всем виноват… прости!

Слабо попискивающая Тихушница была заключена им в крепчайшие объятия и торопливо затискана.

– Нет, нет, подожди! – все еще ужасно бледная Ракуна испуганно задышала, изо всех сил отталкивая от себя Лео. – Черный Свет действительно опасен! Ты не должен… мы не можем… Я и правда грязная, слышишь?! Не трогай меня!

Лео немедленно отпустил ее, мотнул головой и возмущенно зашипел:

– Фигню заканчивай молоть! Опять начинаешь?!

– Не трогай! – Уна отползла от него подальше, в панике забиваясь в угол. – Я видела там, у Лауры. Из твоей пробы ничего не выросло – стеклышко осталось чистым, прозрачным, а из моей за день встопорщился веселый черненький кругляш с ниточками-усиками. Оно во мне! И я могу тебя попортить этой сажей! Подсадить злые жемчужины в твою умную голову, горло, крупные сосуды, а потом… сам понимаешь. Лаура сказала, что раньше таких как я сжигали! Все! Все! Не выйдет! Ничего у нас не выйдет! Я сейчас немного отдохну, совсем немного – почему-то тяжело внутри. И все. Уйду. Эк… экскурсия закончена!

Договорив, Уна в расстройстве одернула на себе задравшуюся кофту, улеглась на бок, свернулась плотным калачиком и притихла. Ее рыжая макушка подрагивала.

Лео посверлил макушку, а потом и весь калачик укоризненным взглядом, подумал немного, подышал, успокаиваясь, и холодно объявил: