Красная рябина

И завизжала так пронзительно, так громко, что галки сорвались с деревьев и с шумом полетели прочь от опасного места, а Мурец трусливо поджал хвост и скачками понесся наутек.

Ребята зажали уши.

— Это еще что, — перестав визжать, сказала Тайка. — Я еще громче могу. В городе услышат.

— Пока к тебе прибегут, мы тебя отлупим как следует.

— А чего я вам сделала?

— Не знаешь? — Вовка шагнул в воду.

— Это вы из-за Мурца? — сразу догадалась Тайка. — Так я ж никому-никому не скажу. Столько молчала, неужто теперь буду. И пятка давно зажила.

Она вытащила из воды ногу, показала пятку.

— Видите?

— А чего Митьке все время грозишься?

— Я не грожусь.

— А приставать к нему будешь?

— Больно надо.

— Дай честное пионерское, — потребовал Вовка.

— Чего привязались? — И вдруг обрадованно закричала: — Теть Паша!

Мальчики увидели мать Шуры. Она тоже шла сюда, к реке, несла на коромысле мокрое белье.

— Теть Паша, они меня бить хотят! — закричала ей Тайка.

— Стало быть, заслужила, — спокойно ответила тетя Паша и прошагала дальше.

— Что, — съехидничал Митька. — Вот сейчас будет тебе, чтоб не ябедничала.

И он стал закатывать брюки.

Тайка принялась руками и ногами брызгать на них водой. Это словно подхлестнуло ребят, и они бросились к ней. И хоть она отбивалась как могла — брыкалась, кусалась, плевалась, но они все-таки словчились ухватить ее и посадили так, что вода ей стала по горлышко.

— Ну, будешь, будешь?

— Не буду, — заревела Тайка. — Никого мне вас не нужно. Сама проживу-у-у.

Ребята отпустили ее. Молча вышли на берег, молча подобрали удочки, рыбу и пошли. Друг на друга старались не смотреть.

Первый заговорил Митька.

— Так и надо ей! Может быть, научится уму-разуму.

— Нехорошо только, что мы вдвоем…

— Разве один с ней справится?

— Один не справится. Но все равно…

— А зато лезть не будет. И чего ты теперь… Сам говорил — проучить.

— Да я не так думал.

— Не били же, обмакнули только.

— Все равно, — упрямился Вовка.

IV

Отец приехал неожиданно, когда Вовка уже спал.

Не проснулся он ни от громкого на радостях разговора, ни от ярко горевшей под потолком лампы. Даже когда бабка, суетясь, грохнула с лавки пустое ведро и звон пошел по всей избе, он только сладко чмокнул во сне и перевернулся на другой бок.

Зато утром, хорошо выспавшись за ночь, он проснулся раньше всех.

Проснулся и сразу почувствовал: что-то произошло. Он окинул глазами комнату и замер: на полу у стены стоял чемодан.

Вовка вскочил, выбежал на двор, полез на сеновал. Отец, как всегда в отпуске, спал здесь. Раньше бы Вовка сразу бросился целоваться, тормошить отца, теперь же он знал, как важно выспаться человеку, да и не маленький — нежничать.

Он сидел и глядел на отца, с нетерпением ждал, когда отец сам проснется.

И может быть, от пристального Вовкиного взгляда или оттого, что сквозь щели крышки упали на него лучи солнца, отец, как будто он и не спал вовсе, а просто лежал задумавшись, открыл глаза.

— Здорово, сынок.

— Здравствуй. Ты чего это так долго не ехал?

— Так вышло. План выполняли.

— Ну и выполнили?

— Выполнили. Иди поцелуемся.

Вовка стеснительно поцеловался с отцом.

— Может, с утра пораньше махнем на речку? — предложил отец.

— Махнем. С удочками?

— Да нет, дай отдохнуть от рыбы. Вот искупаться — хорошо. Сам знаешь, у нас не накупаешься.

Да, с Баренцевым морем шутки плохи. Если, по несчастью, свалился кто за борт — больше десяти минут не выдерживает: судороги — и ко дну. И никакой Гольфстрим не помогает.

Не заходя в дом, пошли на речку. Еще было прохладно, и потому долго задерживаться в воде не стали.

На обратном пути встретили колхозников. Отец со всеми здоровался, разговаривал, а кое-кого пригласил к себе вечером домой. Позвал он и тетку Наталью, Митькину мать.

Вовке нравилось, как уважительно разговаривают с его отцом. И хотя единственное, что огорчало Вовку — небольшой рост отца, в общем он своим отцом был доволен. Никогда тот без дела не ругал его, не видел его Вовка и пьяным вроде Петькиного или Тайкиного отцов. Да и то, что он был моряком, немалая причина была им гордиться.

После дождя в лесу полезли грибы. Их было так много, что даже весь склон, который вел к лесу, был весь усеян ими. Их топтали коровы, скашивали вместе с травой. Колхозницы, возвращаясь с работы, носили их полными фартуками.

Вооружившись ножами и плетеными корзинками, Вовка с отцом отправились в лес.

По дороге прихватили Митьку. Потом отец позвал еще и Тайку Лысуху, которая обирала смородину в своем огороде.

— Да ну ее, пап, не надо, — сказал Вовка.

Но Тайка живо откликнулась:

— Сейчас, сейчас. Идите, я вас догоню.

И скоро догнала с Юрочкой и большой корзиной в руках. Юрочку навязала мать, и Тайка, злясь на него за это, то и дело подталкивала его в шею.

— Ну чего раззявился? Иди, как люди ходят.

А Юрочке, как нарочно, все было нужно, все было интересно. И какой-нибудь жук с зеленым металлическим отливом, и корешок, изогнутый пистолетом, и серебряный крестик самолета в небе.

Из-за него приходилось отставать, тащиться позади всех.