Красная роса

— Внимание! — заговорил репродуктор. — Скорый поезд Москва — Магнитогорск прибывает на второй путь. Повторяю…

— Знаете, перед отъездом из Москвы, — сказал Гайсин, — я встретился с академиком, посоветовался кое о чем. Милейший человек. Говорил о вас… Между прочим, он показал мне ваши стихи, те, что вы ему послали. Очень понравились. Вы одаренный человек…

Сбоку хлопнула входная дверь, и Сергей невольно оглянулся.

Из зала ожидания вышла с чемоданом в руке девушка и стала спиной, глядя в ту сторону, откуда должен был скоро прийти московский поезд. Свет шел спереди, и фигура девушки казалась вырезанной из черной бумаги.

Сергей сразу подался вперед. Даже со спины, в полутьме, он признал ее и приподнялся со скамейки:

— Тоня!

Она вздрогнула, обернулась и выпустила чемодан.

— Сергей… ты?

Он метнулся к ней, она к нему, и они обняли друг друга.

— Откуда? Зачем ты здесь? Что случилось? — освободившись из объятий, начала спрашивать Тоня.

Сергей снял очки и вздохнул:

— Забраковали. Вот они подвели… А ты куда?

— Ой, Сереженька, если бы мог понять. Не могла я остаться там, в пустом доме. Опостылело.

И он понимал ее. Только проговорил:

— Как хорошо, что мы не разминулись!

В это мгновение к ним подошел Гайсин. Тоня с недоумением посмотрела на Сергея.

— Тоня, это товарищ Гайсин. Новый секретарь райкома. А это моя жена, — представил Сергей Тоню.

Они поздоровались.

— Вы теперь, наверное, поедете в Москву… — сказал Гайсин Сергею.

«Кажется, испытывает», — подумал Сергей.

— Москва — там крупные писатели, есть с кем потолковать, есть где печататься, — продолжал Гайсин. — А вам это нужно. Я понимаю вас.

«Похоже, благословляет отъезд. И в чем-то он прав, прав, черт побери!» — успел подумать Сергей, и в этот момент, пыхтя, слепя глаза, подошла, громада паровоза.

Вдоль вагонов, волоча корзины, мешки, чемоданы, побежали пассажиры и начали осаждать двери.

— Ну что ж, мне пора… — сказал Гайсин и протянул Сергею руку. — Желаю вам удачи. — Пожал руку Тоне: — Всего доброго.

И пошел на посадку.

Сергей, глядя ему вслед, подумал: «Видно, толковый человек».

— Сережа, — оборвала его мысли Тоня, — представляешь, в субботу мы уже будем в Москве! Приедем и сразу в Сандуновские бани пойдем. Любишь Сандуны?

— Что и говорить, — невольно улыбнулся он. — Особенно бассейн…

— А потом будем бродить по Москве… — счастливо засмеялась она. — Ой, что же мы стоим? — Она открыла сумочку, порылась в ней. — Сереж, у тебя будет семь рублей? У меня купейный, не ехать же врозь.

С бьющимся сердцем Сергей наблюдал за выражением лица Тони. Она сияла. Словно подталкиваемый сильным попутным ветром, против которого невозможно устоять, он вынул из кармана десять рублей.

— Я сейчас, мигом!

Она побежала на вокзал.

«Каждый хочет, чтобы ему было как можно лучше», — почему-то вдруг подумал Сергей, глядя на паровоз, окутанный матово-розовым паром.

Он никогда не воспринимал что-либо дважды одинаково. То, что он передумал днем, провожая посторонним взглядом поезд Орск — Москва, сейчас словно рикошетом вернулось к нему, выражая его смятение.

Послушай, друг, мне уже надоело
Ездить по степи вперед-назад,
Чтобы мне вьюга щеки ела,
Ветер выхлестывал глаза.
Жить зимою и летом в стаде,
За каждую телку отвечать.
В конце концов всего не наладить,
Всех буранов не перекричать.
Мне глаза залепила вьюга,
Мне надоело жить в грязи.
И как товарища, как друга
Я прошу тебя: отвези!
Ты отвези меня в ту столицу,
О которой весь мир говорит,
Где электричеством жизнь струится,
Сотнями тысяч огней горит.
Возьми с собой, и в эту субботу
Меня уже встретит московский перрон.
И разве я не найду работу
Где-нибудь в тресте скрипеть пером?
Я не вставал бы утром рано,
Я прочитал бы книжек тьму,
А вечером шел бы в зал с экраном,
В его волшебную полутьму.
Я в волейбол играл бы летом
И только бы песни пел, как чиж…

И тут произошло короткое замыкание. Сердце еще во власти мечты, а разум уже словно споткнулся обо что-то, и в мечтах его появилась будто брешь.

«В человеке столько существ, столько противоречий…» — провел Сергей по лбу рукой.

«Ты всегда избегал красивых фраз… Но как ни верти, хотел ты участвовать в делах своего времени?.. Хотел ты утвердить себя если пока не словом, то хотя бы делом, которое вел? Разве ты так уж плохо начал?..»