Красная роса (сборник)

высказал уверенность, что в этом союзе ведущей силой, гегемоном, так сказать, будет

пролетарий.

Только на какой-то миг словно споткнулся в мыслях Качуренко.

— Если судить по должности, то следует думать, что у пана ортскоменданта наоборот —

жена из пролетарской среды, поскольку ему тоже выпал Калинов, а не Львов или Киев…

Ортскомендант рассмеялся:

— Я в восторге от шутки…

Цвибль сделался серьезным и что-то долго, деловито внушал Хаптеру, а тот только «яволь»

да «яволь», понимающе кивал головой, затем взглянул на Качуренко.

— Пан комендант был бы огорчен, если бы такой остроумный, смелый и умный человек

пренебрегал своей безопасностью, точнее сказать — самой жизнью. Пан комендант считает, что

человек с такими способностями мог бы вершить в стране большевиков дела более высокие, а не

управлять долгие годы жалким и бесперспективным гебитом, — за самого же пана коменданта

можете не волноваться, он здесь временно, его еще ждут великие дела, может быть, даже и

Москва, у него жена из старинного богатого рода. А вы, Качуренко, если бы не были в опале,

могли бы сделать много полезного. А вам доверяли только мелочи. Ортскоменданту известно, что

именно вам поручено организовать из местных коммунистов банду, но это не потому, что к вам

такое высокое доверие, а потому, что вы — мелкая сошка…

Поэтому пан комендант, как человек гуманный, благородный и мудрый, проявляя к вам

уважение, даже глубокую симпатию, протягивает руку дружбы и предлагает сотрудничество.

Готовы ли вы выслушать условия пана ортскоменданта?

— Давай… — внешне спокойно, но с большим внутренним напряжением сказал Качуренко.

— Пункт первый. Нам известен количественный и персональный состав банды,

организованной для преступных действий в подвластном пану ортскоменданту гебите. Прошу

сверить.

Качуренко совсем безразлично рассматривал список, который подсунул ему переводчик. В

нем и в самом деле были Голова и Комар, Ткачик и Витрогон, Кобозев и Жежеря, Вовкодав и

Зорик, Трутень и Раев, Зиночка Белокор, Лан и, безусловно же, они с Белоненко. Вместе

четырнадцать… Но почему четырнадцать? Пятнадцать всего… Кого же пропустили? Ага, нет в

списке Павлика Лысака… Радостно забилось сердце — про него ничего не знают, значит, есть

надежда…

— Правильно? — смешливо прищурил глаза Хаптер.

— Как вам угодно… — пожал плечами Качуренко.

— Пункт второй: у пана ортскоменданта нет списка ваших тайных сообщников — мы это

говорим откровенно, но он должен у нас быть. Самый простой способ — получить его от вас,

ферштейн?

— Не пойму, о чем речь… Какая банда, какие сообщники?..

Хаптер с удивлением уставился на Качуренко.

— Ой, не советую… ой, не советую… Не стоит строить из себя идиота, так как мы знаем:

Качуренко на самом деле не идиот. Вам, уважаемый, предоставлена последняя возможность.

Либо честное и безотказное сотрудничество с новой властью, либо же пожизненный концлагерь,

если не… Можете мне поверить, уважаемый Качуренко, победители установили железный

порядок, и он не дает никому надежд на смягчение.

— Мне нечего сказать ни по одному из этих пунктов, не компетентен в этих делах.

— Разве не нарочно оставили пана Качуренко в наших тылах?

— Я случайно, как последний олух, попался. Считайте пленным.

— Считаем тем, кто пан Качуренко есть на самом деле.

Хаптер с ортскомендантом снова долго переговаривались, Цвибль менялся на глазах,

благодушие и спокойствие постепенно сплывали с его холеного и самоуверенного лица, оно

становилось суровым, каменным.

— Пан Качуренко отрицает свою принадлежность к банде?

— Отрицаю.

— Пан Качуренко не согласен сотрудничать с новой властью?

— Остаюсь до конца преданным власти своего народа.

Андрей Гаврилович полагал, что на этом допрос завершится и ему объявят приговор. Но

комендант молчал, смотрел в окно. Хаптер незаметно выскользнул из кабинета. «Позовет

палачей, — похолодело на сердце Качуренко. — Что ж, этого не миновать… надо пережить и

это…»

С Хаптером в комнату вошел Павло Лысак.

Даже посветлело кругом — родная душа появилась. Только сердце сжалось от сожаления —

пусть уж сам запутался, как перепел в сетях, за что же должен мучиться парень?

— Садитесь, пан Рысак, вот сюда, уважаемый…

Переводчик подчеркнуто почтительно указал Павлу на дощатую, окрашенную в коричневый

цвет табуретку.

Качуренко что-то пронзило мозг. Не мигая смотрел на своего водителя и уже не знал, что

думать. Да это же он, Павло Лысак, сидел на табуретке… Почти солдатским шагом

промаршировал на указанное место, резко повернулся, влип в табурет, послушно сложил

пятнистые от машинного масла руки на круглых коленях, не глянув на Качуренко и даже обойдя

взглядом Хаптера и Цвибля. Нет, не похоже, что он готов лезть в пасть удаву, видно, парень