Красная роса (сборник)

Но вмиг новый обладатель бывшего райисполкомовского кабинета поднялся на ноги и

шагнул на середину комнаты. Качуренко невольно обратил внимание на его моложавую

стройную фигуру, подумал: вот он, хваленый немецкий офицер, продукт вермахтовского

воспитания…

А Отто Цвибль все пристальнее всматривался в Качуренко и убеждался в том, что этот тип в

грязной, нелепой одежде, сшитой по установленному фасону, — широкие, как ворота, штаны-

галифе и полувоенная рубашка с тяжелыми накладными карманами и стоячим воротничком, —

обутый в неуклюжие сапоги, с небритым, обрюзгшим лицом, не просто дикий скиф, а волевая

личность, один из тех фанатиков, на ком держится вся эта неизведанная страна. Оставшись

довольным своей оценкой пленного, Цвибль бросил взгляд в сторону Хаптера. Тот тут же

приступил к исполнению своих обязанностей.

— Ваша фамилия, имя, отчество, уважаемый?

— Зачем спрашивать то, о чем вам хорошо известно? — это был не голос, а скорее скрип

немазаного колеса чумацкого воза, сырой подвал обезобразил природный баритон Качуренко,

немного резковатый, но сильный и глубокий.

— Предупреждаю: вас допрашивает высокий чин немецкой оккупационной власти, и вы

обязаны честно и точно отвечать на каждый вопрос.

— Моя личность здесь известна, я представляю законную власть, поэтому обвиняемым себя

не считаю.

Голос Качуренко набирал силу, но от этого стал еще более зловещим и для человека, не

понимающего его языка, мог в самом деле показаться голосом давно исчезнувшего скифа.

Видимо, именно так и воспринимала его Гретхен, потому и бросала тревожно-нетерпеливые

взгляды на шефа, удивляясь, почему тот не прервет его одним решительным словом.

— Еще раз предупреждаю: вы стоите перед человеком, от одного слова которого зависит

ваша личная судьба, как и судьба каждого, кто проживает на территории, подчиненной…

— Территория эта — советская земля, и не ему решать нашу судьбу. Он властен уничтожить

все, к чему дотянутся его руки, превратить все окружающее в обыкновенный бордель, так же как

превратил в него комнату, в которой я, народный избранник, выполнял свои обязанности…

Петер Хаптер привык к разным ответам, но такого еще не слышал. Краешком глаза

посмотрел на Гретхен и рассмеялся. Рассмеялся по-своему, по-хаптуровски, без смешливого

выражения в глазах.

— Эти слова я не перевожу шефу. И больше не советую тебе, красный выродок, говорить

что-либо подобное…

Теперь уже рассмеялся Качуренко. Правда, лицо его страдальчески перекосилось, но из

горла вырвались хриплые, отрывистые звуки.

— Вот так лучше. Теперь ты заговорил на своем языке.

Отто Цвиблю, видимо, надоела непонятная ему перебранка, он властно и решительно

поднял руку; переводчик слушал его, по-собачьи склонив голову.

— Господин ортскомендант, узнав об аресте самого высокого представителя бывшей власти

в этом районе, заинтересовался арестованным и хотел бы услышать ответы на интересующие его

вопросы…

Он говорил так нудно и долго, что Качуренко никак не мог понять сути сказанного, устало

мигал воспаленными глазами, невольно стал тереть грязной ладонью лоб и молчал. Отто Цвибль

бросил взгляд на Гретхен, она, обходя пленника стороной и смешно морща носик, вышла из

комнаты.

До Качуренко наконец стало доходить содержание сказанного переводчиком.

— Господин комендант ждет ответа… — напомнил переводчик. — Вы готовы отвечать на его

вопросы?

— Что ему нужно? — прохрипел Качуренко.

После коротких переговоров с шефом переводчик ответил:

— Господину ортскоменданту известно, что вам приказано создать банду, именуемую

партизанским отрядом…

— Больше ему ничего не известно? — остро взглянул на Цвибля допрашиваемый.

Все новые и новые вопросы сыпались на голову Качуренко, и после каждого из них он все

больше убеждался в том, что этот господин знает достаточно, поэтому резко ответил:

— А если ему все известно, зачем тогда расспрашивает?

Переводчик хихикнул, долго переговаривался с шефом, тот, казалось, смеялся внутренним

смехом, довольный своим всезнайством, которое давало ему право потешаться над

беспомощностью арестованного.

Разговор прервался, так как в это время открылась дверь, вошла секретарша, за нею с

большим металлическим подносом в руках вошел солдат. Скользнув взглядом, Качуренко

догадался, что его мучители проголодались и собираются трапезничать. Судорожно проглотил

горький клубок, давало о себе знать то, что сегодня не ел.

Солдат налил ароматный чай. Отто Цвибль со скрещенными на груди руками спокойно

наблюдал за его движениями. Гретхен с Хаптером молчали, а Качуренко переминался с ноги на

ногу, кривился от тошноты и нетерпеливо ждал, когда его отправят прочь. Пусть уж лучше в

холодную безвесть черного закутка, чем терпеть все это.

Заговорил переводчик. И сказал такое, что Качуренко невольно удивился и одновременно