Красная роза печали

– А кто такая Майя? – вскинулась Надежда.

– Да это одна тут соседка, – неохотно ответила Маргарита.

– Убийцу до сих пор не нашли, – Надежда сознательно повернула разговор в сторону. – Да и найдут ли, никто его не видел…

– Так вот, – Маргарита Ивановна решительно посмотрела на Надежду. – Сложное у меня положение, но, как говорится, не могу молчать. В общем, есть у нас тут… Майя Борисовна. Женщина тихая, сейчас одинокая. А раньше жила вдвоем с сыном. Сын учился в институте, а потом заболел, бросил учебу, потом снова поступил… да время-то упустил, ну, в общем, выследила его Евдокия и навела этих, из военкомата. У нашей Евдокии просто страсть какая-то, ходила по квартирам, выискивала призывников и повестки им вручала. Причем из чистой, так сказать, любви к искусству. Потому что денег ей за это никаких не платили. Случалось, домой ее не пустят, так она парня часами у подъезда караулит. Так и в этом случае. Мать за него просила, всего-то отсрочку нужно было небольшую, но парень, сын-то, поговорил там резко, всех против себя восстановил, не по злобе, а по неопытности, так-то мальчик он хороший… в общем, отправили его в Чечню.

– Ужас какой!

– Да, а сын-то единственный. И Майя наша заболела, а когда он там пропал без вести, то она и вовсе стронулась. Стала в церковь ходить, больше, говорит, никто не поможет. И все ходила и ходила, и днем, и рано утром…

– В шесть утра? – перебила Надежда, вспомнив, когда начинается утренняя служба в церкви.

– Ну да, – обрадовалась Маргарита Ивановна. – И с неделю назад бог внял ее мольбам, пришло письмо от сына из госпиталя. Ранен, но руки-ноги, голова целы, то есть калекой не будет. Встречаю я Майю, она и говорит, что хоть Евдокии желала всего самого худшего, что, кстати, и случилось, но теперь у нее не то чтобы совесть проснулась, а чувство справедливости. Сын скоро вернется, она на радостях мне и призналась, что в то утро, когда Евдокию убили, она тоже в шесть утра на службу церковную шла, как обычно. Майя живет на третьем этаже, значит, выходит она из квартиры, Евдокия где-то наверху ведрами гремит. И вдруг лифт вниз поехал, Майя думала, что это Евдокия спускается, и спряталась за решетку, которая батарею закрывает, там угол темный.

– А чего это она Евдокию боялась? Самое страшное та ей уже сделала.

– Она не Евдокию, а себя боялась, говорила, что не может с Евдокией встречаться, хотелось убить ее на месте. Учтите ее состояние, – добавила Маргарита Ивановна, – от сына ни слуху ни духу, известно только, что он в Чечне, а Евдокия ведь при встрече обязательно норовит спросить, как сыночку служится и пишет ли маме письма.

– Ну и сволочь!

– Да уж, как говорится, горбатого могила исправит. И вот, спряталась Майя, а тут открывается входная дверь, и появляется человек.

– Какой человек? – вскрикнула Надежда.

– Вот и к делу подошли. Майя говорит – человек как человек, нормальный в общем. Мужчина, нестарый еще, но в возрасте. Росту невысокого, по виду крепкий. Волосы седоватые. Никаких особых примет она не обнаружила, разве что голову немного набок держит. И шеей так поводит, будто ему воротник мешает. Майе не хотелось, чтобы он ее заметил, неудобно было, что прячется.

– Может, это ей жизнь спасло… – пробормотала Надежда. – А с чего вообще-то она взяла, что это убийца?

– А с того, что одет был мужчина в куртку неприметную и как-то странно ее придерживал. И Майя потом только догадалась, что у него снизу торчало.

– Что торчало – нож? – ахнула Надежда.

– Да не нож, – отмахнулась Маргарита Ивановна. – Черенок розы. – Она насладилась произведенным эффектом и продолжила: – Понимаете, роза-то ведь на очень длинном черенке, я точно помню.

– Эти розы, темно-красные, всегда с длинными черенками, сорт такой, – возбужденно подхватила Надежда. – Не мог же он нести ее на виду, кто-нибудь бы заметил и потом бы вспомнил. Он спрятал ее под куртку, нес осторожно, чтобы не сломать, поэтому и придерживал куртку, а роза ведь могла соскользнуть вниз. А дальше-то что?

– Дальше Майя выскочила на улицу, пока он поднимался наверх, потому что лифт приехал пустой, это Евдокия просто спускала ведра с грязной водой. Майя пошла себе в церковь, а про человека и про розу догадалась уже вечером. Когда ей рассказали, что Евдокию убили. И никуда, естественно, не обратилась, потому что испугалась, что на нее подумают – мотив-то у нее самый что ни на есть убедительный.

– А теперь что изменилось? – Надежда внимательно посмотрела Маргарите в глаза.

Та ответила ей таким же внимательным и дружелюбным взглядом.

– А теперь сын живой оказался. Опять же Рождество на носу, а Майя верующая. Захотелось ей доброе дело сделать, но в милицию идти боится, станут спрашивать, почему раньше не сказала, и так далее. Опять же мотив.