Красная рука

Всю дорогу Галлахер внимательно просматривал документы, подготовленные для участия в конкурсе. Только перед самым аэропортом он закончил их изучение и восторженно сказал:

— Джейк, ты только подумай. Он все успел сделать! Возможно, заканчивая работу над документами, Джексон уже плохо себя чувствовал. Возможно, сердце в этот момент сильно болело. Но он нашел в себе силы закончить работу… Джейк, ты понимаешь, Уинстон до последнего момента своей жизни был предан нашей компании. Мы просто обязаны увековечить его память. Думаю, что в музее нашей компании следует оформить стенд, посвященный Джексону. Он ведь более двадцать лет своей жизни отдал нашей компании. Как думаешь?

— Да, обязательно надо сделать такой стенд, — согласился Джейк.

Они подъехали к зданию аэропорта. Джейк маневрируя, выбирал место для стоянки автомобиля. Галлахер связался по мобильному телефону с Абрахамсоном. После разговора с ним он сказал:

— Так, все в порядке. Мы успели! Они уже заканчивают оформление багажа и скоро появятся в зале регистрации пассажиров. Мы тоже туда идем.

Ждать пришлось недолго. Вскоре появился Абрахамсон с двумя своими помощниками. И только в этот момент Галлахер рассказал о смерти их товарища. Абрахамсон был настолько потрясен известием, что на какое-то время потерял дар речи. Растерянность и подавленность отчетливо проявились на его лице. Джейк даже не мог припомнить, чтобы он когда-либо видел Абрахамсона в таком состоянии. Уверенный и подтянутый Абрахамсон всегда излучал оптимизм, который часто помогал в тяжелые моменты окружающим. На этот раз все было иначе. Весть о смерти Джексона лишила его привычного душевного состояния. Трудно сказать, о чем он сейчас думал. Скорее всего, ни о чем; это было состояние прострации, когда человек временно теряет способность думать о чем-либо определенном. Наконец, Абрахамсон начал приходить в себя. Джейку его голос показался необычно глухим и охрипшим.

— Как же документы? Мы участвуем в конкурсе, или нет? — в голосе Абрахамсона звучало настоящее отчаянье.

— Чарльз, документы готовы полностью, — сказал Галлахер, протягивая ему папку с документами. — Думаю, не будет большим преувеличением, если скажу, что Уинстон совершил настоящий подвиг. Для того чтобы документы были готовы к утру, он вынужден был дорабатывать их дома. Напряженно работал до утра, и когда уже все было готово, его сердце не выдержало… Уверен, нам необходимо увековечить память о нем и организовать в музее компании в его честь специальный стенд. Что ты думаешь по этому поводу?

— Да, конечно, — отозвался Абрахамсон. После паузы он продолжил, — Только после смерти знакомых людей начинаешь понимать, насколько смерть ужасная и неожиданная вещь. Смерть неожиданна даже тогда, когда все говорит о скором ее приходе. Помню, как умер мой отец. Я как раз вернулся домой после очередной заварушки в джунглях Индокитая. Видел, как отец угасает, как меняется день ото дня цвет его лица, понимал, что дни его сочтены и внутренне готовился к его смерти и похоронам. Но отец умер, когда меня не было дома — я поехал за продуктами по магазинам. Захожу в дом, а мне мама говорит: «Отец умер». До сих пор не могу объяснить, что со мной произошло в тот момент, когда я это услышал. Сколько раз мысленно возвращался к своих ощущениям в тот момент, но ничего толком не могу понять… Было такое ощущение, словно у меня из груди что-то вырвалось и упало прямо под ноги, на пол. Помню, как в полной растерянности я поглядел вниз, на пол, рядом со своими ногами. Однако ничего у себя под ногами я не увидел, но память навсегда сохранила то состояние, то потрясение и ощущение оторвавшейся частицы меня самого, может быть частицы моей души. Думаю, что в первую очередь мое состояние в тот момент было связано с неожиданностью, с внезапностью для меня самого смерти отца, хотя к ней я внутренне готовился.

— Еще более неожиданно воспринимается смерть на войне, — продолжил через некоторое время Абрахамсон. — Особенно когда люди, сидящие рядом с тобой, гибнут от шальной пули или внезапного обстрела. Это всегда потрясает — ведь мы сидели с тем бойцом плечом к плечу. Всего несколько дюймов в сторону и пуля досталось бы мне. А ведь только что сидели вместе и болтали о жизни — о выпивке, девчонках, службе, погоде. Полная безмятежность и беззаботность… И вот его нет. Нет ни рядом с тобой, нет ни в другой машине, нет дома или на другом континенте. Вообще нет нигде. Потрясение и пустота, и не знаешь, что делать.

Наступило тягостное молчание, которое продолжалось до самой посадки в самолет. Каждый думал о своем. Наконец была объявлена посадка, Абрахамсон коротко простился и направился проходить процедуру личного досмотра.

— Ну и денек, — устало сказал Галлахер, когда самолет начал выруливать на взлетную полосу. — Но ничего не поделаешь. Жизнь не стоит на месте, надо возвращаться в компанию.