- Да тут один погост - один, понимаешь? На всю округу. Место такое погост называется. В других местах не хоронят. Желаю быть сожженным и рассыпанным по лугам. Я не хочу в земле лежать! - Кубрик вскакивает и мечется по комнате, рассекая своей длинной тенью отблески огня на стенах. Любая сволочь сможет выкопать мой череп!
- Кубрик!..
- Ты не понимаешь, как это - когда тебе привезут череп женщины - самого дорогого человека! И вот тут, на лбу!.. - он провел указательным пальцем поверх бровей, - будет написано ее имя и годы жизни! Как раз над двумя дырками глазниц.
- Как это - написано?.. - От ужаса я влезла с ногами на лежанку и забилась в угол, стараясь спрятаться в шкурку целиком. - Кем?
- Есть такие писаки, есть! - непонятно ответил Кубрик, но метаться перестал. Из ведра с водой зачерпнул ковшиком и жадно пил, закинув голову и дергая ужасающих размеров кадыком, который на его худой жилистой шее под коричневой тонкой кожей казался инородным телом.
- А кто тебе привез череп дорогой женщины? - решилась я, когда ковшик булыснулся в ведро.
- Я уже сказал - свояк привез! Он отнял у меня женщину, увез с собой, а через десять лет приехал сюда!.. - Кубрик топнул ногой в пол. - И привез ее череп с надписью на лбу - "Либхен Краушен". И когда я увидел ее зубы!.. Когда я увидел зубы Любушки... У меня помутилось в голове, а свояк смеялся, а Рута сказала: "Не смотри в глаза этому человеку, он скоро умрет", и спасла меня от желтого дома. Меня не зароют в землю. Только огонь!
- Ты вчера сам копал могилу для Руты, - тихо заметила я.
- У нее свои счеты с мертвецами, которые на этом кладбище. Она должна быть рядом с ними. Шутка сказать - там лежат шестеро ее мужиков! А я не могу туда. Там свояк похоронен. Я не могу...
- Значит, Рута сказала, что он умрет...
- И через месяц - нету свояка! - Кубрик притопнул и развел руки в стороны, словно собираясь броситься в пляс. - Он так переживал, когда заболел! У меня, говорит, билет обратный пропадет, а это - куча марок! Я, говорит, приехал только затем, чтобы показать тебе череп Любушки твоей, теперь этот череп лежит на всеобщее обозрение в пещере в куче других черепов.
- Я ничего не понимаю, - созналась я, едва справляясь с дрожью.
- Нечего понимать, - отмахнулся Кубрик. - Немцы - они и есть немцы, что с них взять. К любому делу подходят с выгодой. В том городке, где жили свояк с Любушкой, так принято - через десять лет после захоронения выкапывать останки мертвеца, писать на черепе имя и годы жизни и складывать в кучу в одной пещере.
- Это не немцы. Это, наверное, дикари в Африке так делают. Какая еще выгода?
- Говорю тебе - немцы! А выгода в том, что места другого у них для кладбища нет. Горы кругом. Вот они и выкапывают своих мертвецов, чтобы положить других, а черепа на память помечают и складывают в пещере. Свояк говорил, что они даже показывают эту пещеру за деньги туристам. А ты говоришь - Африка... А свояк, когда понял, что кончается, просил, чтобы я череп Любы положил с ним в гроб.
- А ты? - спросила я шепотом. - Положил? Я вспомнила тогда день, когда Кубрик меня не встретил, как Рута отпаивала его ночью - голого...
- Ни за что, - твердо ответил Кубрик. - Попил он Любиной кровушки, она не хотела бы лежать с ним в одном гробу. Я тебе сейчас покажу...
- Что?.. Череп? Нет, спасибо, не надо.
- Только что обещала похоронить меня правильно, а теперь - не надо?
- При чем здесь твои похороны? - сопротивляюсь я, стуча зубами от ужаса, что придется идти и смотреть на череп с надписью на лбу. И вдруг меня осенило: - Ты хочешь, чтобы я положила это к тебе в гроб?
- Правильно. Я хочу сгореть с ее косточками. Ничего сложного. Раз уж пообещала - возьмешь и положишь. И нечего трястись. Никуда идти не надо. Здесь он у меня, под лежанкой.
Я вскакиваю и вжимаюсь спиной в стену, топчась ногами на старом ватном одеяле, пока Кубрик вытаскивает заветный сундучок.
Он присел, открывая сундучок, и вдруг я замечаю, что волосы у присевшего мужчины другие - темные, и плечи не те, и не Кубрик это совсем это мой суженый достал из-под кровати свое сокровище и улыбается мне, испуганной девочке, и хитро прищуривается - сюрприз брачной ночи!.. Я кричу, дергаюсь и просыпаюсь, обнаружив себя на большой кровати с мокрыми щеками и крепко зажатым в правой руке диктофоном.
Сундучок открыт. Кубрик бережно разворачивает что-то, еще невидимое мне, но уже пугающее до оцепенения. В темном ложе на пачке документов лежит желтый череп и светится странным посторонним светом. И над провалами его глазниц идет надпись - два слова на немецком, а пониже - цифры. И я, очнувшись на огромной кровати с шелковым покрывалом, больше всего в тот момент боюсь, что тряпка, в которую был завернут череп Либхен, окажется гербом клана Тейманов...
Как ни странно, но тогда при виде отполированной лобной кости мой страх сразу прошел. Я села и разглядела его внимательно - Кубрик взял череп в руки, поворочал перед лицом, что-то шепча. Я спросила, любуясь вдохновением в глазах старика:
- Ты уже три года хранишь череп у себя? Как тебе спится с ним под кроватью?