Красная Шапочка, черные чулочки

- Два слова. - Ерик раскрутил кресло и медленно вращался, надув щеки. Кобра семь лет назад должен был привезти большие деньги. Или ключ от сейфа. Или код. Это была последняя операции Генерала. Он сам так говорил "последний раз и - подчистим тылы". И поди ж ты - какая неприятность случилась! Кобру ранили. Ни денег, ни ключа при нем не оказалось, кода он Гамлету тоже не сказал, а генеральская ячейка в банке оказалась пустой. Я думаю, что Кобру предали и отправили на смерть. Генерал думает, что Гамлет знает, где Кобра запрятал деньги. Или вообще сомневается в смерти Кобры тела-то никто не видел! Гамлет думает, что Генерал блефует, назначив ему срок на их поиски. А что думает Красная Шапочка - вот вопрос?

- А сколько денег было? - зевнула я.

- Несколько миллионов, я думаю, было. Генерал уже готовил себе тихий отъезд на Средиземное море. Семь лет назад на Кипре можно было отмыть любые деньги. Давай меняться, - вдруг предложил он.

- Как это?

- Ты мне скажешь, куда вы с бабушкой дели тело Кобры, а я тогда никому не скажу, где сейчас находится твой дядя Микарий.

- А при чем здесь мой дядя? - Я толкнула пяткой дверь позади себя, готовя отступление.

- Сколько ему тогда было? Шестнадцать? Кроме него и старика, принимавшего роды, прятать тело было некому. Физически, - уточнил он. - Нет, ты пойми, я на все пойду. Я могу перерыть весь огород у дома твоей бабушки, но время, понимаешь? Времени на это не хватит. И главное - зачем?

- Вот именно, - бормочу я, отступая. - Зачем рыть огород?.. Хотя, конечно, после этого можно будет посадить картошку или грядки сделать...

- Зачем вы спрятали тело?! - закричал Ерик жалобным голосом. - Это ведь делают только тогда, когда хотят что-то скрыть! Что ты нашла в теле Кобры? На нем было что-то написано, да?

- Ерик, извини за каламбур, но ты не там роешь.

От кабинета с печальным Ериком до спальни я пробежала бегом. Неся поднос перед собой и наблюдая, как лужица чая мечется по его раскрашенной поверхности.

У двери спальни меня ждал Ося. Я чуть не уронила поднос, наткнувшись на него. В шикарном костюмчике для верховой езды, в шапочке с козырьком, нетерпеливо постукивающий по голенищу сапожка хлыстом, он сразу же перешел к делу:

- Ты изменяешь моему отцу? На второй день после свадьбы?

- А по физиономии не хочешь схлопотать с утра пораньше?! - прошептала я, заглядывая в полуоткрытую дверь спальни.

- Не злись. Это я просто так спросил - Ерик от тебя ни на шаг не отходит. Наверное, ты ему нравишься. Вот, возьми. - Ося протянул руку - я не сразу разглядела на коричневой коже перчатки маленькую.пластинку.

- Что это?

- Это из разбитого диктофона. Я достал, когда вы ушли ругаться в гостиную. Возьми, это вместо кассеты, запись в порядке, я проверил. Ты много записала. Мне понравилось про пауков. Хочешь, я скажу деду, и он выгонит Ерика?

- Я сама справлюсь, но все равно - спасибо.

- Не за что! - Он ушел, постукивая хлыстом по голенищу сапожка, маленький серьезный гном с розовыми щеками хорошо откормленного здорового ребенка.

А Гамлет заснул. Съел морковь, две гренки с рыбой, четыре эклера и один персик - его узорчатая косточка валялась в россыпи сахарной пудры.

Я засунула пластинку в полку с моим бельем - в кружевную перчатку. Выпила остывший чай, съела яблоко и осторожно забралась под одеяло, стараясь не потревожить Гамлета - только бы не разбудить! Еще заставит играть на пианино или читать стихи в выходной день...

- Ну, как ты, - пробормотал он, не открывая глаз, - разводиться не передумала?..

- Развод? - удивилась бабушка Рута. - Ты серьезно думаешь, что я из тех женщин, которые играют в разводы?

- Да как же ты тогда уходила от своих старых мужей к новым? - удивилась я.

- Ну... - задумалась бабушка, - они как-то пропадали ненароком. Куда-то девались, вдруг нечаянно умирали или исчезали. Вот только что был рядом, глядишь - уже нету.

- Так не бывает, - авторитетно заявила Агелена. - Моя мама говорит, что ты избавилась от всех своих мужей. Избавилась, понимаешь? Это значит, что сами по себе они никуда не девались. Давай, Тили, рассказывай, раз тебе жить осталось несколько месяцев.

Мы лежим на стоге сена. За полосой леса вдали садится солнце. В его угасающем свете - там, где небо темнеет предчувствием близких звезд крошечный самолет чертит за собой полоску, пенящуюся расползающимся облачком. Тонкий рожок молодого месяца светится, как ободок разбитого бокала. Мы не видим друг друга, но если вытянуть руки, я нащупаю слева от себя пальцы бабушки Руты, а правой - кулачок Авоськи. Наши раскинутые ноги свешиваются со стога вниз, и, может быть, далекий глазастый летчик видит нас, соединившихся руками - упавшую на кучу скошенной травы звездочку-растопырку.