Красная строка. Коллективный сборник №2

– Я не смеюсь, Саша. Просто, не ожидала. Мы, правда, все больше о земле, да о хозяйстве. А звёзды смотрят на нас и удивляются, наверное, нашей недальновидности, нашей ограниченности.

В тот вечер мы больше о звёздах не говорили. Но с тех пор всё, что происходило на Сашкином участке, и для меня обрело особое значение, звёзды, что ли, стали ближе. И так хотелось, чтобы всё у него получилось – и камин, и баня, и обсерватория…

А дом поднимался трудно. В одни руки, как говорил Сашка. На третий год он все же вышел на последний этаж. И уже перед самым снегом, когда выводил конёк, простудился, видно, и умер от скоротечной пневмонии. Её лечить нужно было в тепле. А когда тут, если дом под зиму открытым не оставляют.

Каждый раз, проходя мимо, вспоминаю его. Вот уж и дымок вьётся над домом, и камин, вроде, складный у Сашки получился. И вода в его колодце самая чистая на нашей улице. Только на самом верху никакая не обсерватория, а самая обычная теплица. Я не видела. Люди говорят…

Кленовые листья

«Кленовые листья ровно в контурах кроны своего дерева, похожи на золотое солнце, пока первый снег не изменит картину…»

– Но когда-то он выпадет, этот первый снег, – вздохнула Наташа и оторвала взгляд от школьной тетрадки, исписанной мелким и неровным почерком ученика восьмого класса Лагутина Андрея.

– О чём это он? Не было в упражнении никакого «первого снега», – Наталья Сергеевна перелистнула обложку тетради. – Совершенно верно: Лагутин Андрей. 8 «А». Гимназия №5. Но в стопке уже проверенных тетрадей идёт совсем другой текст…

Наталья Сергеевна взглянула на часы. Вечер давно перешагнул полночь. На столе оставалось еще несколько непроверенных работ, поэтому лагутинскую тетрадку она отложила в сторону и взялась за оставшиеся. Там – никаких сюрпризов, и отметку «см.» она сделала во всех работах автоматически.

Можно было заканчивать. Завтра (или уже сегодня?) рано вставать. Уроки не только в восьмом, но и в девятом классе. И отдохнуть нужно. И опаздывать нельзя. Да и что, собственно, произошло?

Ах, эти «кленовые листья ровно в контурах кроны своего дерева». Откуда он взял, мальчишка, эти слова… Списал откуда-то. Что он может придумать? Мальчишка с хронической тройкой по русскому.

И она представила его худенькую фигуру у доски, когда он выводил свои неровные и остренькие буквы, выполняя задание. Отвечал неуверенно. Ошибившись, каким-то суетливым движением стирал неверное прямо ладонью, хоть влажная тряпка и лежала на краешке доски. С горем пополам ответив на вопросы, сел за парту и… перестал существовать. Не потому, что она такой уж равнодушный человек, а потому, что в классе он не единственный. Разве не так?

Конечно, так. И все же… Наталья Сергеевна вновь открыла тетрадку мальчика. Перечитала. И написала: «Это интересно, Андрей. Только почему вместо диктанта?»

Она привычным жестом постучала стопкой тетрадей по столу, выравнивая, чтобы ни одна не смялась в портфеле. Да и спокойней, когда все ровненько.

– Вот в том-то и дело, что некогда вникать в подробности характера каждого ученика! От меня это не зависит, – думала она, разглядывая свое влажное, приятно порозовевшее после горячего душа лицо. Из глубины зеркала на неё внимательно смотрела кареглазая женщина, так не похожая на строгую учительницу. Застегнув пуговки любимой пижамы «в мишку», она улыбнулась зеркалу, а может быть, этим славным медвежатам, разбежавшимся по коричневому трикотажу, и отправилась спать.

Сон пришел не сразу. Это не было новостью. Давно привыкнув к своей работе, Наташа так и не научилась относиться к ней отстраненно. И добрые советы старших коллег о том, что не надо, мол, все принимать близко к сердцу, она выслушивала без явного протеста, но и не задумывалась особо об этом. Ну, поговорили и хорошо, а там видно будет. Зато точно знала, если сон бежит от тебя, нужно по полочкам разложить завтрашний день. И не весь, конечно, а до того момента, где кроется тревога. Сейчас было ясно, это Андрей.

– Мальчишка как мальчишка. Чего я всполошилась? – уговаривала себя Наталья Сергеевна, в который раз переворачивая и отчаянно взбивая подушку, словно в ней, в этой подушке, пряталась причина бессонницы. – Завтра разберёмся.

…В школе все было как обычно. Никаких неожиданностей, кроме одной. Андрюша Лагутин сказал, что сдал вчера не ту тетрадь, диктант у него тоже есть.

– Можно сдать?

– Сдай, конечно. Чего тянуть-то? И вообще, может, поговорим? Задержись после уроков.

– Чё сразу «после уроков»… Мне домой надо…

– Ну вот что, Лагутин, не я этот разговор затеяла. Останешься. – И добавила другим тоном: – Мне, правда, понравились твои «Кленовые листья».

– Они не мои.

– Вот и расскажешь. Если захочешь, конечно.

В классе стало особенно тихо. И пока Андрей возвращался на своё место, она вновь ощутила холодок, как и в тот миг, когда впервые прочитала непонятно откуда взявшиеся строки в школьной тетрадке.

Наталья повернулась к доске и стала записывать трудные слова для разбора морфем, а вслух произнесла привычно: